Сын летчика-шпиона Пауэрса на Урале: «Идет „холодная война 2.0“»

Сын американского летчика Пауэрса, сбитого в небе над Уралом 1 мая 1960 года, Франсис Гэри Пауэрс-младший по приглашению информагентства «URA.RU» и УГМК приехал на Урал, чтобы побывать на месте, где упали обломки самолета-разведчика U-2 и где взяли в плен его отца. Перед выездом на историческое место Гэри Пауэрс дал интервью нашему агентству. Какую роль дал ему Спилберг в фильме с Томом Хэнксом, пил ли водку взятый в плен американский летчик и почему Россия и США снова в состоянии «холодной войны» — в его эксклюзивном интервью для «URA.RU».

— Гэри, насколько я знаю из вашей биографии, вы родились в 1965-м — уже после того, как ваш отец вернулся в Америку после плена и тюрьмы в СССР. Что он рассказывал вам о своем знаменитом полете, когда вы были маленьким?

— Когда я был ребенком, я знал, что мой отец был пилотом. Я знал, что его сбили над Россией, что его взял в плен КГБ и что его впоследствии обменяли на советского шпиона. Но, когда я был ребенком, для меня это была естественная ситуация — мы говорили об этом как о чем-то обычном. Я думал, что у каждого ребенка отец прошел через что-то подобное. 1 августа 1977 года это впечатление в первый раз изменилось, когда отец погиб в авиакатастрофе, разбившись на вертолете после съемок.

Только тогда я понял, что не у каждого ребенка отца сбивают, берут в плен и обменивают на советских шпионов.

— Когда вы впервые осознали, что произошло в небе над Уралом 1 мая 1960 года?

— В возрасте 9 лет я, как и все дети, листал энциклопедию и подумал: «Почему бы не посмотреть свою фамилию?» Что написано на «Пауэрс»? И внезапно я наткнулся на статью о своем отце. Я принес энциклопедию маме и спросил: «Мама, почему здесь написано про папу?» Отец был на работе, и она сама, как смогла, объяснила мне — тогда у меня и родилось осознание того, что произошло. Но когда я был ребенком, мне было интереснее играть.

В 1970-м мой отец написал книгу, мне было пять лет, и я не понимал, о чем, и вообще не отразил, что книга была написана. Затем, в возрасте 8-9 лет, я нашел ту статью в энциклопедии. В 10 лет я уже начал читать книгу отца. Когда он приходил укладывать меня спать, перед сном я читал главу или несколько страниц, и, когда возникали вопросы, я задавал их ему.

— Мне тоже рассказывали на ночь про то, как сбили Пауэрса: моя мама служила радисткой в ПВО, и ее подружка-сменщица ассистировала майору Воронову, который запускал ракету, поразившую самолет Пауэрса, так что все истории я знаю «с пеленок». Есть, например, рассказы, что, когда Пауэрса взяли в плен и повезли из деревни в город, он жестами попросить пить и ему дали воды (а, по некоторым свидетельствам, еще и закурить). Отец что-то говорил об этом?

— Я не помню, чтобы он мне это рассказывал, но читал об этом в его книге.

— Есть даже байка о том, что колхозники, понимая, какой шок он пережил, дали ему глотнуть водки или самогона. Отец признавался в этом?

— Я тоже слышал об этом, и раньше мне казалось, что это сплетня, слух, но, чем больше я обо всем этом узнаю, тем больше мне кажется, что все это правда. Это логично. В одном из отчетов я читал что-то подобное, но я думал, что это дезинформация.

Там было сказано, что вскоре после приземления его видели пьющим водку. Американские СМИ интерпретировали это так: мой отец дезертировал, приземлился удачно и, чтобы отпраздновать, пропустил стаканчик.

Теперь наконец я получил ответ на эту загадку — что он не праздновал, а пытался справиться с шоком. Еще один кусочек пазла встал на место!

— В ваших интервью я читал, что вашего отца не пытали в КГБ — он не жаловался на пытки.

— С точки зрения применения физической силы с ним обращались хорошо. Конечно, когда тебя допрашивают по 16 часов в день и светят прожекторами в глаза — это не курорт, но его не били.

— В одной из статей я также читал, что вы назвали советское оружие «гуманным»: ракета сбила самолет, но ваш отец выжил. Это так?

— Я не считаю никакое оружие гуманным. Любое оружие предназначено для того, чтобы убивать людей. Если бы ракета попала точно в цель, а не разорвалась на небольшом расстоянии от самолета, мой отец бы неминуемо погиб.

— Но тогда вы бы не родились!

— Точно!

— А правда, что вы сами летали на U-2?

— Да, но не пилотом. В честь 40-й годовщины этого инцидента 1 Мая 2000 года меня пригласили совершить полет на U-2 на высоте 73 тысяч футов (примерно 22 км 250 метров — прим. ред) над Калифорнией. Для вооруженных сил это была возможность почтить память национального героя (моего отца) и привлечь новых пилотов на эти самолеты. Перед этим у меня был день тренировок, в том числе в камере пониженного давления в скафандре, где я наблюдал, как кипит вода, и, если бы на мне не было защитного скафандра, моя кровь также бы вскипела. Они хотели убедиться, что у меня нет клаустрофобии и что в нужный момент я не нанесу вреда ни себе, ни пилоту, ни самолету, запаниковав.

Полет длился три часа: мы взлетели с базы Белл в Калифорнии, пролетели над Сакраменто (столица штата), Лос-Анжелесом, Сан-Франциско и вернулись на Белл. После приземления была церемония: мой отец был награжден посмертно медалью как пленник военных действий, также ему присудили еще несколько наград за заслуги перед США. Потребовалось 40 лет, чтобы США смогли признать Пауэрса национальным героем! Причина этой «задержки» — дезинформация и слухи, которые до сих пор циркулируют в США. В последние годы я и пытаюсь исправлять эту ситуацию.

— Поэтому вы создали Музей «холодной войны»?

— Это два разных проекта.

Об отце я стал узнавать, чтобы докопаться до правды среди вороха историй, окружающих этот инцидент. А при создании музея первая цель была почтить память всех ветеранов «холодной войны» из Америки, России, Германии, с Кубы — всех, кто пострадал.

Вторая — собрать материалы, чтобы задокументировать этот период, третья — дать молодому поколению информацию о «холодной войне».

— Как родился этот проект?

— Сперва я окончил магистратуру по философии и стал безработным философом, но потом получил высшее образование по менеджменту в некоммерческой сфере. Работал в избирательной комиссии, потом — в небольшой некоммерческой организации (мы занимались поддержанием исторического облика города и проводили турниры по гольфу). Примерно в это время я стал посещать школы с лекциями об инциденте 1 мая 1960 года. Как оказалось, дети ничего не знали о «холодной войне», что и побудило меня организовать музей.

Тогда многие думали, что лекция о U-2 — это лекция о музыкальной группе.

Я, как лидер, вдохновлял, иногда умолял людей, чтобы они помогали мне, большую часть работы делал сам. При этом я работал в другом месте, на полную ставку, чтобы прокормить семью, но после работы приходилось еще часов пять работать на музей, чтобы дело продвигалось. Первые почти 10 лет, с 1996 по 2005 год, приходилось работать бесплатно и все время вкладываться в музей. За 15 лет собрали огромное количество информации, документов, артефактов. С 2005 по 2011 год я полностью переключился на музей, это стало моей основной работой.

В 2010 году он был готов к открытию для посещений как полноценный музей. И у меня родилось решение отдалиться от проекта, чтобы посмотреть, как он будет работать, чтобы не «душить» людей своим присутствием, чтобы они могли привнести новые идеи, новое наполнение. А я начал работать самостоятельно как фрилансер. Иногда перебиваешься с хлеба на воду, иногда катаешься как сыр в масле.

— Разве вы не получаете дивиденды как основатель музея?

— Музей — это некоммерческая организация, она не должна получать прибыль, это было бы незаконно. Поэтому дивидендов в денежном эквиваленте нет, но есть признание, почетная должность, указание моей фамилии на всех рекламных вывесках. Я продвигаю этот проект и помогаю ему всем, чем могу, ведь это мое детище и моя страсть.

Сейчас я увлечен новым проектом — это виртуальная реальность (симулятор) для состязаний пилотов Aces High. Его цель — рассказать детям об истории полетов.

Увязать это с будущими профессиями в авиации, а также продвижением подобных платформ. Накануне в Москве мы презентовали эту игровую платформу.

— Ваши впечатления о фильме «Шпионский мост» с Томом Хэнксом? (посвящен событиям с Пауэрсом — прим. ред.)

— Очень хороший фильм. Самое приятное, что с исторической точки зрения в глобальном масштабе все показано верно, хотя отдельные сцены и не отличаются 100-процентной точностью, в деталях есть расхождения. Например, юрист Донаван в фильме живет в Нью-Йорке, в доме, в который стреляли из ружей сквозь окна. Это на самом деле было, но в реальности Донаван жил в квартире. Но общую картину это не нарушает. Для драматического эффекта кое-что приукрашивают — плюс свобода самовыражения. Видно, что гений Стивена Спилберга нашел свое выражение в том, как он запечатлел этот момент истории. Но кое-какие детали расходились с историей не из-за художественного домысла, а из-за дезинформации.

— Известно, что вы тоже были задействованы в фильме, но вас нет в списке актеров. Какова была ваша роль?

— Я выступил консультантом, кроме того, я был статистом в фильме. В сцене, где открываются двери ангара и пилот выходит на миссию, я провожаю его к дверям ангара. Я иду в форме 50-х годов, с папкой в руках. Честно говоря, я не знал, что мы снимаем, пока не закончился съемочный день. И только потом я понял: «А, это я вывожу своего отца на миссию!»

— Ваши съемки в этом эпизоде — что это: благодарность за работу консультантом, дружеский жест со стороны Спилберга?

— Я не знаю, почему меня выбрали для этой сцены, но при работе со Спилбергом не задают таких вопросов: он что хочет, то и снимает. Сам я не просился. Меня спросили, хочу ли я сняться в этой сцене — я с удовольствием согласился. Для меня была огромная честь работать вместе со Спилбергом и Хэнксом, а также с Остином Стоуэллом, который играл моего отца. В постскрипте к фильму (последней надписи на экране — прим. ред.) написано, что мой отец награжден посмертно медалью Героя США, ему присуждены другие награды и он погиб в авиакатастрофе на вертолете. Таким образом, несмотря на все отступления от исторической точности, Спилберг, сделав эту оговорку, вернул все на свои места.

— Сколько раз вы уже были в России?

— Я приехал в четвертый раз. Первый раз был 1 мая 1990 года — это был еще Советский Союз. Второй — в июне 1997-го — приезжал на конференцию, посвященную шпионажу, на которой были ветераны ЦРУ, КГБ, ФСБ, канадской, британской разведки. В последний раз я приезжал на 50-ю годовщину событий — 30 апреля 2010 года я выступил с лекцией в российском Музее вооруженных сил (как раз там, где находятся обломки самолета). Эта поездка — мой четвертый визит в Россию и первый в Екатеринбург.

— Как возникла идея приехать на Урал?

— Такое желание было всегда, но лишь недавно, благодаря моему другу Антону (который много лет переписывался с Пауэрсом — прим. ред.) и благодаря редакции «URA.RU» получилось воплотить ее в жизнь. Но я бы не доехал до Екатеринбурга, если бы не мой друг Кевин Клесс, вместе с которым мы занимаемся проектом виртуальной реальности (симуляторов боя) для пилотов. В итоге все сошлось.

— В Америке к вашему отцу относятся как к герою (а, значит, частично и к вам). Понимаете ли вы, что в России при всем уважении к вам за ваш смелый шаг (решению приехать в Россию) отношение к вам все-таки иное? Ведь вы сын шпиона…

— Я осознаю, что многие русские не считают моего отца героем, потому что в то время он был для них врагом. Я понимаю и уважаю их мнение, потому что на их месте я считал бы так же. Но я бы хотел донести до ваших читателей: мой отец не испытывал враждебности к русским людям — он относился к ним с уважением. Он понимал, что русские — такие же, как американцы. Родители всегда хотят лучшего будущего для своих детей — и в России, и в Америке. Сами люди не испытывали друг к другу враждебных чувств — конфликтовали политические идеологии.

— А ваше отношение к русскими сейчас какое?

— О тех русских, с кем я познакомился и с кем я встречался, я не могу сказать ничего плохого. За четыре поездки я обзавелся друзьями и получил много приятных впечатлений. Например, это [сын советского лидера] Сергей Хрущев, которого я его считаю своим другом: мы были вместе на ряде конференций, он был консультантом при организации Музея «холодной войны». Конфликты между нашими странами присутствуют из-за политических разногласий, но это политика! Но мы были союзниками в первой мировой войне, и мы должны быть союзниками сейчас! К сожалению, это легче сказать, чем сделать.

— Когда я говорил о вашем визите разным людям (мэрам городов, руководителям организаций), я встречал разную реакцию — от восторга до неприятия. Но когда я упоминал, что вы встречались с сыном Сафронова (Сергея, советского пилота, погибшего в результате инцидента 1 мая 1960 года), отношение к вам резко менялось.

— Я хочу возложить цветы к месту крушения самолета Сергея Сафронова.

— Это был бы очень сильный шаг…

— Это просто то, что нужно сделать, так поступил бы любой порядочный человек. Тут надо сказать, о чем мы говорили с сыном Сафронова. Я постараюсь найти этот момент на видеозаписи, чтобы проиграть его на конференции.

Сын Сафронова утверждает, что его мать не обвиняла Пауэрса в смерти ее мужа. Она понимала, что и ее муж, и Пауэрс выполняли приказы. Она говорила, что это не вина моего отца, что ее муж погиб от огня своих соотечественников.

Когда я об этом услышал, я был глубоко тронут, когда понял, что у вдовы нет враждебности, нет обвинений в адрес моего отца и моей семьи. Я по сей день я под впечатлением от этого. Соответственно, я считаю, что это уместно — выразить таким образом свою скорбь и свое уважение.

— Сегодня отношения между Россией и США складываются не лучшим образом, что, например, меня не радует, а скорее огорчает. А вас?

— Согласен, что напряжение присутствует. Но я здесь не для того, чтобы делать политические заявления. Я надеюсь, что между нашими странами продолжится диалог и что мы продолжим сотрудничать, чтобы обе страны оказались в выигрыше. Но для этого именно политики обеих стран должны сотрудничать. К сожалению, будучи простым гражданином, я не могу повлиять на их политические игры.

— Сегодня многие россияне уверены, что США — наш враг. В Америке к русским такое же отношение?

— Ситуация похожая. В Америке граждане слышат от СМИ то, что говорят политики, как и в России. Но политики говорят это, преследуя свои цели, а не цели граждан своих стран.

— То, что происходит между нашими странами, — это уже «холодная война»?

— Я называю это «холодная война версия 2.0». Я вижу, что доносятся угрозы, что есть потрясание оружием с обеих сторон. Но я очень надеюсь, что мы не повторим тех ошибок, которые совершили во время «холодной войны».

— Сегодня ситуация сложнее или проще? Опаснее?

— Сейчас мы ведем войну с терроризмом, и это результат холодной войны. И в России, и в США очень многое стоит на повестке дня. События, которые разворачиваются сейчас, происходят в гораздо более опасной ситуации, чем та, которая была во время «холодной войны», с 1946 по 1991 год. «Холодная война» была противостоянием, но она была статична, это был застой. Сегодня — война с терроризмом: это присутствие запрещенных организаций, которые могут наносить разрушения и действовать в любое время в любой точке земного шара. Поэтому сегодня ситуация опаснее и сложнее: больше переменных и больше задействованных сторон.

— Можно задать провокационный вопрос? Сын шпиона — шпион?

— (смеется…) Нет. Я не согласен с подобным утверждением, но я вижу, что некоторые действительно так считают. Да, оба моих родителя работали на ЦРУ, и были случаи, когда я читал какие-то лекции, давал какие-то комментарии, но не как военный, а как историк, как простой гражданин.

Меня зовут так же, как моего отца — Франсис Гэри Пауэрс, и я слишком знаменит своим наследием, чтобы быть шпионом. И, хотя я думал, что было бы круто и гламурно быть как агент Джейсмс Бонд, я выбрал другую карьеру.

В качестве профессии я избрал для себя управление некоммерческими организациями и изучение истории «холодной войны». Это мой путь, и я иду по нему.

— Что вы ждете от визита в Екатеринбург и о чем вы будете рассказывать на конференции?

— В первую очередь я хочу собрать больше информации об инциденте с U-2: нужно докопаться до правды, что конкретно случилось здесь, 1-го мая 1960 года. И, хотя сейчас я обладаю обширными знаниями в этой области, в процессе изучения открываются все новые подробности и факты этого события. Мне нужно поговорить с гражданами Екатеринбурга и жителями деревни, где приземлился на парашюте мой отец в 1960 году, и услышать, что они рассказывают об этом. Мне нужно посетить музеи, где имеются экспозиции, посвященные моему отцу, летчику Сергею Сафронову и инциденту от 01.05.1960.

Мне хотелось бы установить контакты с работниками музеев на Урале, где есть экспозиции, связанные с инцидентом с моим отцом — может быть, мы сможем наладить обмен материалами, обмен выставками, организовывать совместные конференции, чтобы развиваться вместе дальше. Если мне будет позволено, то я бы хотел посетить архив ФСБ, для того чтобы посмотреть, нет ли каких-то записей, которые прольют свет еще на что-либо.

Кроме того, я жду встречи с другом Антоном, с которым я познакомился по электронной переписке — я очень хочу поблагодарить его за то, что он достучался до меня в 2015 году и все это время терпеливо вел со мной переписку. На конференции (пройдет 7 декабря, в 15 часов, в Музее военной техники УГМК в Верхней Пышме — прим. ред.) я расскажу о «холодной войне», об инциденте 1960 года и о том, что мне удалось узнать и раскопать об этом, а также о своих новых проектах.