Как действовала на Урале банда автострахователей

В Ленинском суде Екатеринбурга начался судебный процесс по делу «банды автострахователей». Лидерами группировки считаются криминальный авторитет Шота Катамадзе, братья Рамазановы, а «мозговым центром» — сын экс-судьи Свердловского арбитражного суда Ринат Бикмухаметов, приговор которому был вынесен в январе: он активно сотрудничал со следствием. В его адрес сегодня звучат упреки, что он «всех сдал». Мы разыскали этого парня, и он согласился пообщаться. Как была устроена банда — в его интервью для «URA.RU».

— Суд назначил вам наказание четыре года условно, но прокуратура обжаловала приговор: она требует для вас реального лишения свободы. Волнуетесь перед апелляцией?

— Кто бы не волновался? Там есть парочка матерых ребят, и те волнуются. Вам никогда не доводилось оказаться по ту сторону решетки? Поверьте, туда не хочется возвращаться! Мой первый адвокат как-то рассказывал, что его бывший клиент-депутат [сидевший в СИЗО] всем говорил: «Вам обязательно нужно здесь побывать»!». Там очень меняется представление о жизни. Не знаю, как, по мнению прокуратуры, меня должна исправить тюрьма, но я выводы для себя сделал.

— Прокуратура заявила, что требует для вас реального лишения свободы, учитывая вашу роль в банде. СМИ называли вас мозговым центром группировки…

— Меня и кошельком, и кем только ни называли. Во всех новостях упор делался почему-то на меня, особенно у Шеремета (новости ТАУ — прим. ред.). Начнем с того, что следствием установлен организатор — это Руслан Рамазанов. Однажды почему-то написали, что главарь банды — Шота Катамадзе, и это перетекает из одной статьи в другую. Но все решения принимал Рамазанов — на него указывают и иные участники, и другие доказательства.

— Это его брат скончался во время следствия?

— Да, Расим Рамазанов. Он появился с зимы 2017 года (группировка действовала в 2015—2017 годах, прим.ред.), до этого мы с ним не пересекались.

— Что за странная история, почему в списке обвиняемых — покойник?

— В отношении умершего можно было закончить расследование, но по заявлению родственников. А они отказались его писать. Может, хотят на него что-то перекинуть? Как сейчас пойдет суд, непонятно. Если его вина будет установлена и умерший получит судимость, это аукнется его детям.

— Мало кто понимает, что это за банда автострахователей, что она делала. Можете на пальцах объяснить, как совершались преступления?

— Организатор находил участников с транспортными средствами: это были уже битые машины или люди хотели подзаработать. Он с ними договаривался, инсценировали ДТП, обращались к знакомым сотрудникам ГИБДД, все это оформляли и шли в страховую компанию.

— То есть физлиц, которые пострадали бы от этих махинаций, нет?

— Нет, конечно, это все был театр. Единственный пострадавший — это водитель BMW. Лично я к этому эпизоду отношения не имею, но действительно попал в настоящее ДТП и привез в сервис свой автомобиль. И, вместо того, чтобы взять с него деньги и отремонтировать машину, ему предложили разыграть новое ДТП, с виновником. Человек хотел машину восстановить, а получилось, что он преступник. И одновременно потерпевший. А все остальные потерпевшие — это страховые компании.

— Упрек, которые сейчас звучит в ваш адрес — что «Ринат всех сдал»…

— Это смешно: я начал активно сотрудничать со следствием с весны 2018 года, когда друзья Руслана про него уже все рассказали. И про меня. Мы обсуждали это с Лешей Марковым — мы виделись на каждом продлении домашнего ареста. Мы знакомы с 2009 года, всегда в хороших отношениях были.

Говоришь ему: «Грешок есть, отрицать нельзя, пошли сотрудничать!». Он говорит: «Да, наверное, уже пора». А потом приходит с адвокатом: «Ты меня оговорил, ты лжешь!».

Хотя в показаниях есть моменты, которые бьются с фактами по делу и с другими доказательствами, которые даже ко мне не имеют отношения.

Мы же очные ставки проводили и с Алексеем, и с Русланом. Если есть какие-то вопросы, ты мог задать их на очной ставке. Но они оба молчали! Руслан вообще сказал: «Я ничего не помню». С Алексеем сидели два его адвоката, он ни одного вопроса не задал. Поэтому то, что сейчас происходит (обвинения, что всех сдал — прим. ред.), для меня непонятно… Мне кажется, это месть какая-то. Я не сделал, как они: не начал врать, все отрицать. Я не бегал по изданиям и не говорил: «Ай-яй-яй, какие негодяи!».

— Возможно, ими движет досада: «Ринат теперь отдыхает, а мы на скамье подсудимых».

— Странно, почему тогда все молчат про второго человека, который пошел таким же путем — Марсель. Он достаточно тесно общался с Русланом. И он с первого же месяца, как только всех задержали (с августа 2017-го), давал показания. И этому человеку прокуратура просила сразу условку. Мне-то просила 6,5 лет реального лишения свободы!

— Действительно: почему прокуратура требует для вас реальный срок, если у вас досудебное соглашение о сотрудничестве со следствием?

— Меня тоже это очень сильно удивило.

Я трижды приезжал в суд: два раза на процесс и один раз — на оглашение приговора. Это не самые приятные события: каждый раз катаешься с сумкой (для СИЗО).

Если бы кто-то о чем-то договаривался, вряд ли бы я с этой сумкой ходил в суд.

Я не рассчитал, если честно, на «условку», особенно учитывая серьезность обвинения. Я пошел на сотрудничество со следствием не ради условного наказания, а чтобы все поскорее закончилось. Этот «дамоклов меч» висел надо мной больше 1,5 лет, и психологически это очень тяжело.

До того, как у меня появился мой сегодняшний адвокат Ольга Кезик, было много разных адвокатов. В один момент я решил, что мне адвокат вообще не нужен: никто из них по делу ничего толком не знает, как следствие идет, не знают, денег просят немало (адвокаты Маркина, например, по слухам, получают около 250 тысяч рублей в месяц).

Я подумал, что таких денег у меня нет, а просить родителей… Они и так взяли на себя бремя содержания семьи, пока я был на домашнем аресте: кредиты, квартплата, питание. И в июне 2018-го я перестал сопротивляться: пускай, думаю, будет домашний арест. Но судья в итоге меня отпустил.

— Второй упрек, который всегда звучал в ваш адрес — что вы сын судьи и поэтому смогли обо всем договориться…

— Я думаю уже о том, чтобы обратиться с исками о защите чести и достоинства. Все пишут «судья», намекая, что судья действующий.

Ни один журналист не удосужился посмотреть, что мама ушла в отставку еще за полгода до всех событий. Она всю жизнь вкалывала, работала с 8 утра до 11 вечера.

— Как она воспринимала всю эту историю?

— Она была в шоке! Она же ни о чем не знала! Глупо думать, что родители знают обо всем, чем занимаются дети.

— Но вы потом ей же как-то объясняли, что произошло?

— Долгое время я не мог обсудить это с родителями: сперва был в СИЗО, потом 10 месяцев на домашнем аресте. Причем постановление о домашнем аресте было неоднозначное, по нему было непонятно, могут ли родители приходить ко мне домой. И первые полтора-два месяца, пока не прошло продление, я родителей видел только в окно, как они мимо дома ходили. Поговорить мы с ними никак не могли. А через два месяца накал страстей как-то подутих. Конечно, ей (маме) было неприятно. Она и сейчас переживает, когда видит косые взгляды на работе или когда приходит к кому-то в гости. Но коллеги у нее молодцы, они сказали: «При чем здесь ты?».

— Как сейчас отношения с мамой?

— Хорошие. Мы же переехали из Казахстана, там принято всегда поддерживать свою семью. То, что я иногда вижу здесь, для меня странно, когда даже в обычной жизни семья дистанцируется от кого-то из членов. У нас так не принято: мы всегда поддерживаем друг друга до конца.

— Чем теперь занимаетесь?

— Работаю с утра до ночи, чтобы выплатить ущерб, семью почти не вижу. Когда вышел с домашнего ареста, за месяц накатал на машине тысяч 35 по командировкам — на север, в Самару. Занимаюсь частной юридической практикой. Причем, что самое смешное, люди по страхованию чуть ли не каждый день приходят. Вроде зарекся, хотел быть подальше от этой темы, но…

— Какой ущерб вам вменили?

— 170 тысяч рублей — это те деньги, которые лично я получил [от совершенных преступлений].

— Каков в целом ущерб по делу?

— От страховых компаний поданы гражданские иски, я их еще не видел, но можно прикинуть.

Лично по мне — 8 эпизодов, средняя выплата была порядка 400 тысяч рублей, в сумме — порядка 2,5 миллионов. У Руслана я насчитал 23 эпизода. Я, правда, не вычленял, какие из них — по страхованию, какие — по другим преступлениям. В общей сложности миллионов пять-шесть.

— Нет сожаления, что из-за 170 тысяч вляпался в такую историю?

— Оно было с самого первого дня. Когда меня принимали возле Ленинского суда, я не поверил, что это за мной. Смотрю, выскочили из машин — встал ближе к своей, думаю, пробегут мимо, как это обычно бывает. Нет — возле меня остановились. Я переживал, что в машину что-нибудь подбросят.

— Правда, что вы ведет благотворительную деятельность?

— Есть немножко… Помогаю детскому дому в Каменске-Уральском и в Кольцово. Плюс в городе есть благотворительный фонд «Подари надежду» — с ними контактирую.

— С какой позицией пойдете на апелляцию на свой приговор?

— Она не изменилась: я полностью раскаялся (даже и речи не может идти об обратном), и я сделал все, что мог, для оказания помощи следствию. Все, что мне было известно, я рассказал. Если у следствия возникнут какие-то новые вопросы — я всегда открыт. Ущерб я гашу. Я не могу отдать сразу все деньги, 170 тысяч для меня — это большая сумма. Когда рассмотрят гражданские иски, с суммами определятся — буду и их выплачивать.

То, что происходило в моей жизни и происходит до сих пор, никому такого не пожелаешь. Особенно чувствую себя виноватым перед семьей: для супруги и ребенка этот след (моя судимость) останется на всю жизнь. Такой нехороший «подарок» им сделал. И сейчас на мне лежит ответственность, чтобы все это исправить и как-то улучшить жизнь семьи.