«Все началось, когда Чемезов и Якунин решили разделить Уралвагонзавод между собой»

Это последние два дня спокойствия и тишины – уже в пятницу в уральском полпредстве решится: будет в Свердловской области 100 тыс. безработных или все же нет. В пятницу Николай Винниченко попробует спасти самый большой в мире машиностроительный завод – УВЗ, а вместе с ним и Нижний Тагил, где без работы рискует остаться каждый четвертый горожанин. Корреспондент «URA.Ru» отправился в Тагил, где встретился с рабочими УВЗ, поговорил с пенсионерами, авторитетными бизнесменами, и увидел, что происходит. Об угнанных танках, повесившейся крановщице, ссоре друзей российского премьера Чемезова и Якунина, телохранителях гендиректора Сиенко – в нашем материале.

Ехать на УВЗ – это совсем не то же самое, что приехать в Нижний Тагил. Есть четкое разделение: город, к которому относятся районы, окружающие НТМК, и «Вагонка» - совершенно отдельная территория. В советское время трамвай добирался из центра Тагила до вагоностроительного завода полтора часа.

Дзержинский район сразу был задуман отдельной территорией, живущей только ради завода (точь-в-точь городок около Уралмаша). Если называть вещи своими именами – это гетто, со своими законами. Знакомые тагильчане о месте моего назначения отзывались пренебрежительно: на «Вагонке», в Дзержинском районе и люди победнее, и с криминалом дела обстоят хуже, чем в цивильном (по сравнению с «Вагонкой») Тагиле. И в это гетто пришла беда.

«Хватит, не задавайте больше вопросов»

«Разговоры об увольнения начались еще в феврале, - рассказывает Гуля, торгующая выпечкой на рынке «Спутник», прямо перед заводоуправлением. – И мы это почувствовали. Люди стали меньше покупать. Если раньше тратились на одежду, на еду, то теперь только на еду. Да и то не много – у людей денег нет. Была зарплата 20 тысяч, а стала тысяч пять. О чем тут говорить?». Когда я спрашиваю, что будет дальше: с заводом, с ее киоском, да и с ней самой, Гуля отводит глаза. Просто пока пирожки продаются не так уж плохо: «Дальше на рынке – хуже. Спросите сами».

И это похоже на правду – длинные павильоны с обувью, одеждой, игрушками хоть и заполнены товаром, стоят без покупателей. Можно было бы нарисовать апокалипсическую картину, но мне еще кажется, что в будний день так и должно быть – сейчас только 15 часов, подавляющее большинство жителей этого района работают на УВЗ, и покупать ничего не должны. Может быть, здесь все нормально?

«Так и будут висеть – попробуем продать на следующую зиму», - продолжает моя собеседница. Как будут продаваться летние вещи? Да кто ж это знает, пока – никак. Аренду на рынке никто не снижает. И что дальше? «Хватит, не задавайте больше вопросов, - взрывается коллега-блондинка, до этого момента молчавшая и старавшаяся заполнить бухгалтерскую книгу. – Уходите».

«Это будет катастрофа»

Но идти, на самом деле, некуда: позади завод, впереди улицы-лучи сталинской двух- и пятиэтажной застройки. На первых этажах многих зданий - магазины, кафе или парикмахерские: одни закрыты, другие пустуют… Заглядываю в окно парикмахерской: скучающие мастера переговариваются друг с другом. Две пенсионерки у подъезда на улице Дзержинского рассказывают мне, что сегодня утром их соседке – женщине молодой, работающей в заводском ДК, отреставрированном при Малых, сказали, чтобы на работу она больше не приходила – завод отказывается от социальной сферы, а мэрия прокормить такую империю не сможет.

В соседнем магазине «Фиалка» - просторном супермаркете размером со средний екатеринбургский «Кировский» - ни одного покупателя, только две девчонки-продавцы. Марина с длинными вьющимися волосами говорит, что так здесь уже месяца четыре: «Сейчас 17 часов, и вот тут (жест в сторону кассы) должна быть очередь, люди же идут с завода». «И покупать стали меньше: продукты вроде те же берут, но реже и по весу меньше, - девчонка грустит. – Тоскливо. У нас выручка в разы упала, а от нее зарплата зависит». Про свое будущее Марина тоже ничего не знает, и увольнения 24 тысяч человек ждет с опаской.

«Настроение у нас сейчас паническое. Раньше утром на завод река людей шла, а теперь – ручеек. И никто не верит, что можно так легко уничтожить завод, что это большая беда. Когда начали отправлять без содержания на производстве гражданской продукции, танкостроители отмахивались: мол, не у нас - и хорошо. Но теперь и до нас дошли». Рабочий завода, с которым мне удалось договориться о встрече, - везунчик, он все еще работает, и когда пройдет сокращение – останется работником УВЗ. Это хорошо, может быть, удастся закончить ремонт в квартире, который заморозили сразу, как только завод начало лихорадить – ремонтировали на свои, кредиты не брали принципиально. А среди 24 тыс. сидящих без содержания: тысячи - с автокредитами и сотни – с ипотечными. Мыслей о том, где взять деньги на очередной платеж у них нет, – свое дело в маленьком районе изначально ориентированном на завод не начать.

«Я тоже так умею управлять»

Моему собеседнику уже больше 50, и он может рассказывать не только о последних годах экономического подъема, но и о 90-х. Поэтому на вопрос, что будет дальше, ответ у него есть: люди пойдут на улицы бить витрины и громить заводоуправление. В этом он даже не сомневается: в 90-е здесь угоняли танки, и было это не так уж и давно – воспоминания об этом эффективном способе решения проблем из памяти не стерты.

Не ясно только когда это случится. Пока 24 тыс. человек дома на диване смотрят телевизор, сажают картошку и борются с сорняками в огородах… «Еще есть глупый оптимизм, что все решится – приказ об увольнении не подписан. Но настроение может измениться в секунду, как только поймем, что завтрашний день однозначно плохой. От голода никто не умрет, но нервозность будет страшная. У нас такое было на НТМК в 90-е, когда повесилась крановщица, когда рабочий прыгнул в котел».

Может новая администрация дает какую-то надежду? «Малых не был авторитетом, он как Хрущев мог наказывать, орать, стучать ботинком, но какой это управленец. Правильно нас РЖД критикует – болты в вагоны забивали кувалдами, а куда ушли кредиты, взятые под заводское имущество? Все же знают, где и как живет Малых, - говорит рабочий. – И программа нового директора поначалу понравилась. А что потом? Уволить 24 тысячи? Знаете, я тоже так умею управлять».

От нового директора коллектив ждал разъяснений антикризисной программы, а получил отказ от общения и информацию об увольнениях. «Мы все узнаем из Интернета. У нас люди распечатывают последние новости и приносят в цех, чтобы все читали». Местное телевидение и пресса о «Вагонке» не пишут – уже устали, о проблемах говорят с февраля, но никто не предпринимает никаких шагов по спасению. Непонятно только, почему.

Как два друга премьера Путина поссорились

Ответ на этот вопрос мне обещают дать на следующей встрече. Ее условие – полная анонимность собеседников. Добиться разговора с ними удалось через длинную цепочку переговорщиков – уважаемых в городе людей.

«На завод пришли ликвидаторы. Так и напиши, - говорят мне они. – Снять Малых хотели еще два года назад, но тогда Чемезову это не удалось, и он подключил к этому Якунина». По версии моих собеседников, два государственных олигарха хотели разделить завод на две части: Чемезов мечтал забрать производство танков, а Якунин – производство вагонов. Если верить этой версии, то кампания РЖД против УВЗ имела своей целью дискредитацию Николая Малых. И этой цели добилась. «Никто же не говорил, что у нас внешнее строение путей РЖД не идеально, что после Алтайского края каждый вагон нагружают в два раза больше норматива, а там вообще дорог нет», - возмущены мои собеседники. И называют фамилию конкретного человека, который осуществил мечту Якунина и Чемезова – Никитин Глеб Сергеевич, заместитель руководителя Федерального агентства по управлению государственным имуществом.

А коллектив напряжен. Рассказывают анекдот: после Сиенко Уральский вагоностроительный завод будет называться Уральским велосипедным заводом (гендир возглавляет Российскую федерацию велосипедного спорта). «Нет никаких качественных решений по управлению. Ведут тупо к банкротству предприятия, закрывают производство дорожно-строительной техники, из 168 работников КБ хотят оставить только 41. Хотя качественных кадров не хватает: чтобы установить автомат заряжения для танков до сих пор приглашают старика одного 75-летнего», - рассказывают почти военную тайну мои собеседники. И снова повторяют: такие сокращения – потому что команда Сиенко приехала ликвидировать завод. Все это понимают, и помнят: Малых ходил по городу с одним охранником, а у Сиенко их 15.