19:10 21 февраля 2011
Журналист Олег Кашин – о цинизме благополучия, лицах дочерей Путина, отделении Урала и войне с кремлевскими «подонками»
«Когда Мишарин и Юревич сядут, подпишут пакт, и карта России изменится…». «Правда жизни»: стенограмма, фото, видео
- Мы заранее условились с Олегом, что событие, которое произошло в ноябре 2010 года, не будет главной темой сегодняшнего разговора. Но так как не спросить об этом невозможно, я сразу задаю вопрос, чтобы Олег нам все рассказал. Во-первых, как продвигается следствие по этому нападению, во-вторых, какой версии ты сам придерживаешься, ну и, в-третьих, веришь ли ты, что виновных накажут и, как обещал президент Медведев тебе, им оторвут голову?
- Я эксклюзивно для «URA.Ru» (хотя я уже писал об этом в ЖЖ) хочу сделать заявление. С начала года каждые два-три дня я слышу от своих знакомых или полузнакомых, что мое дело раскрыто, что следствие убедилось в том, что меня пытались убить за то, что я у кого-то увел жену, и соответственно обманутый муж был заказчиком этой истории. Хочу вас заверить, это не правда. Это, конечно, смешно, но мне это важно. Не потому, что мне приятнее думать, что я был побит по каким-то политическим мотивам, а потому что это, во-первых, неправда, следствие не закончилось и нельзя сказать, что оно пришло к какой-то версии вообще. Я считаю, что люди, которые такие слухи распускают, каким-то образом связывают себя с предполагаемым мной заказчиками этого нападения. Моя жизнь является публичной, то есть в газете и блогах, и я не вижу большой разницы между тем, что я пишу в газете и тем, что я пишу в ЖЖ, потому что в принципе это только вопрос в способе доставки информации. Информация все равно одна и та же, потому что идет из моей головы, из меня. И те буквы, слова и предложения, которые я произвожу, составляют всю мою жизнь. В ней нет никакой тайны, я ничего не пытаюсь скрыть, и я на сто процентов уверен, что меня пытались убить за что-то мною сказанное или написанное. Я верю, что следствие к чему-то придет или хотя бы найдет исполнителей, потому что если предполагать, что заказчик - это какая-то политическая фигура, то для поимки заказчика нужна будет политическая, а не правовая воля. Когда у следствия будет рапорт о том, что заказчик такой-то, они с этим раппортом пойдут не в суд, а, в Кремль спросят: «Ну, что нам с этим делать?». Но, видимо, это необходимые издержки современной жизни в России. И я по этому поводу никаких иллюзий не питаю. Вот, видимо, все, что я могу сказать о следствии. Ну, и я верю, что если Медведев обещал кому-то оторвать голову, то это обещание сбудется в такой же мере… в какой сбываются все остальные обещания Медведева, скажем так.
- Хочу уточнить: то, что твое избиение стало главной новостью на всех федеральных каналах («России», «Первом»), стало главной новостью в федеральных газетах, которые ты неоднократно критиковал - это что, проявление цехового братства или политическая воля?
- У меня нет претензий к самому братству, потому что я не ожидал, что оно будет таким мощным, таким солидарным и слаженным. И, конечно же, федеральные каналы и все прочее - это следствие того сигнала, который был послан президентом через Твиттер. Посему по этому поводу тоже иллюзий нет. Более того, для меня, я не знаю, могу показать вам свой отрубленный палец. У нас государственная медицина чувствительна к сигналам от власти и то, как меня лечили, во-первых, это действительно, была фантастика, а во-вторых, без того, что президент сказал, что это дело требует внимания, меня бы лечили совсем не так. Может быть, и ногу бы отрезали, поэтому сейчас при всей моей оппозиционности и чем угодно, я всегда буду благодарен Дмитрию Медведеву за то, что он способствовал моему быстрому излечению.
- Ты проговариваешь, что избиение было связано с профессиональной деятельностью, не важно, ЖЖ это или то, что ты публикуешь в «Коммерсанте». Я тут ретранслирую вопрос, который задали девушки: не было ли у тебя желания, когда ты проснулся в палате, осмысляя все, отказаться от этой работы и, я цитирую вопрос, уйти в монастырь?
- В монастырь - точно нет. Я сегодня был у вас на «Четвертом канале», в программе «Стенд», и меня ведущий спрашивал, отдаю ли я себе отчет, что меня бы сюда не позвали, без этого ноябрьского эпизода. Я, наверное, соглашусь с этим, густо краснея. Действительно, это не повод для гордости, но при этом я до нападения в таких вот аудиториях (показывает на зал) много раз выступал. Лично для меня, когда я начал все это осмыслять, было важнее всего то, чтобы в моей дальнейшей жизни ничего не изменилось. Потому что меньше всего в 30 лет хочется превратиться в такого заслуженного ветерана, который ездит по стране с лекциями о свободе слова и рассказывает, как в России тяжело живется журналистам. В понедельник вышел журнал «Деньги» с моей статьей про грипп, про эпидемию гриппа, я сам вызвался это писать, потому что мне было важно как можно больше сделать таких статей, так сказать, дежурных проходных журналистских дел, которые я делал, не будучи тем самым пресловутыми «избитым журналистом». Звание «избитого журналиста» меня тяготит, я и до нападения всегда ценил себя очень высоко.
- С профессиональной точки зрения, насколько это изменило работу и мешает ей? То есть, идя на интервью по теме гриппа, к какому-то условному врачу, он на тебя смотрит и думает: «А-а, ты тот самый Кашин», и разговор получается не такой, какой был бы до этого нападения.
- Пока у меня посттравматическая практика интервью не настолько богатая, чтобы делать какие-то выводы. Вот недавно мне Собянин отказал в интервью, и при этом до того, как отказать, его люди так вполне по-доброму показывали на меня пальцем, говоря, что они за меня переживали. Ну, это такие мелкие издержки, не влияющие, на что бы то ни было принципиально. Я не думаю, что это как-то глобально мне помешает или навредит, если я сам не начну торговать своим лицом: посмотрите на меня, я избитый. Я еще раз говорю, что я себя и без того достаточно высоко ценю, и вот эта железная медаль, которая повешена на шею и написано «Побит 6 ноября», она тяготит, но не настолько, чтобы прижимать к земле и фатально чему-то мешать. Я как писал, так и пишу, и собственно вполне этому рад.
Я призываю вас задавать поменьше вопросов по избитости и побольше про другие вещи.
- У меня есть вопросы, вытекающие из тех колонок, которые ты писал перед Новым годом и там тоже публиковал. Текстов, касающихся отношения к прессе у общества. Ты утверждаешь, что власть и общество это институты, которые живут без журналистики. Ты журналист, почему ты так считаешь?
- Потому, что по факту так оно и есть! Вот возьмите вашу область, хотя я и не скажу, что внимательно за ней слежу. Я слежу за ней в четверть глаза, так скажем, и я понимаю, что губернатор Мишарин в плане своих контактов с прессой - человек если не совсем закрытый, то гораздо более закрытый, чем Россель. Просто потому, что зачем ему поддерживать связь с обществом через прессу, если все равно решение о том, будет он у власти или нет, принимают конкретные люди в Кремле и ему важнее иметь коммуникацию с ними, а не с газетами, журналами и так далее? В моем родном регионе, в Калининграде, такая же история, новый губернатор Цуканов не дал вообще, по-моему, ни одного интервью. Собянин, новый мэр Москвы, - то же самое. То есть, прессы в его пищевой цепочке, нет, у него есть подчиненные, у него есть начальство в Кремле, а журналистам даже элементарно подойти к нему во время, как к Лужкову, субботних объездов московских строек нельзя, просто нет такой опции у людей. Вот опять же сейчас я сам отскочу на тему, с которой начали. У меня выбито три зуба, их у меня нет три месяца и на том месте, где они были, десна истончилась и чтобы она была более толстой, нужна была операция. С прессой точно так же. Она не так давно заняла вот ту нулевую, позицию, которую она заняла, за то время, когда власти общаются с народом, минуя прессу, нет такого общественного института. За это время я просто сам вижу, не только по каким-то плохим продажным изданиям, но и по всему рынку журналистского труда, я вижу насколько деградировали мы все, я и к себе это отношу. Без постоянного поддерживания себя в форме очень трудно сохранить настоящие профессиональные качества. Вспомните журналистов конца 1980-х, которые могли запросто подойти к Горбачеву или к Ельцину и сказать ему: «Почему вы в прошлый раз сказали вот так-то, а на самом деле вот так-то и так-то?». Этого нет, и этот навык очень быстро теряется, приходят новые люди в профессию, у которых уже есть ощущение, что так и должно быть.
- Это то, о чем говорил Парфенов в своей речи.
- Да-да-да, это на самом деле так. После встречи с Леонидом мы начали регулярно общаться и, наверно, если его об этом же спросят его, ответ будет точно таким же. Не я один так думаю.
- Вспомним: это же само общество придумало такие правила. Помните, в середине нулевых было модно «мы слишком свободны, нужна самоцензура». У тебя есть самоцензура, и вообще нужна ли она?
- Она, наверно, нужна в разумных пределах. И если пишешь про расследование теракта, понимаешь, что если напишешь что-нибудь, это поможет террористу скрыться. Опять же хрестоматийная история, которая обросла всякими неправдами про трансляцию штурма «Норд-оста» по НТВ в 2002 году. Принято считать, что это помогло террористам, и я допускаю, что вот здесь самоцензура нужна. У меня тоже были эпизоды (за последние два неполных года работы в «Коммерсанте» таких эпизодов было три), когда не по моей вине какая-то публикация моя в итоге срывалась и не выходила. Последнее что было, это взятое мной маленькое интервью Медведева в Палестине. Когда уже потом я это интервью проанонсировал в блоге, он сам сказал, что это была частная беседа. Это не хорошо, но я воспринимаю эту ситуацию так, что я вынужден принимать условия той стороны, по правилам которой я собрался играть, потому что это я пришел на мероприятие к Медведеву, а не он ко мне. Но вообще это не та самоцензура, тотальная самоцензура, о которой идет речь. Вот элементарный пример: я всегда защищаю на том же «Openspace» «LifeNews», и много статей написал о том, что это самое крутое СМИ, самое профессиональное СМИ. Но вот, что кармически им идет в минус, это то, что они, при всей своей пронырливости, при всей своей способности добывать информацию, которую не может добыть никто кроме них, многое не публикуют. Они наверняка миллион раз имели возможность элементарно сфотографировать дочерей Путина и опубликовать их фотографии. Они на это не идут, потому что это как раз та классическая самоцензура. Они приняли абсолютно некорректные правила, по которым лица дочерей Путина должны быть засекречены, да и какие-то подробности его личной жизни - тоже. Классический такой британский таблоид, какой-нибудь Sun или Daily Mirror, наоборот стремится, опубликовать какие-то личные подробности…
- А что дает обществу публикация фотографий дочерей Путина?
- А вдруг мы узнаем, что одна живущая под другой фамилией дочь Путина, заодно владеет какой-нибудь естественной монополией? Не зная ничего о них, мы можем допускать все что угодно. Вот еще недавно была история про Геленджик. Только потому что один человек поссорился с партнерами, мы узнали, что в Геленджике строится за миллиард долларов непонятная резиденция для непонятно кого. Это серая зона, в которой непонятно что происходит, не понятно, как расходуются деньги, не понятно, какие принимает решения. Она в современной России слишком велика, чтобы считать Россию открытым демократическим государством. И как раз по той причине, что эта серая зона слишком велика, именно по этой причине пресса занимает незавидное место, которое она занимает.
- По поводу правил работы. В одном из своих материалов ты написал о том, что был на встрече Медведева с рок-музыкантами и говорил, что в этот день не может выйти никакого материала. А с чем это было связано?
- Это было связано с каким-то особенностями позиционированием Медведева в новостях. В этот же день была уже встреча с какими-то героями масскульта (кажется, со Шварценеггнером). И раз такая встреча у него сегодня уже была, следовательно, об этой встрече мы пишем на следующий день. Возможно, такие ситуации могут быть оправданы. Типа «Сталин летит в Берлин» и пока он туда летит, никто не пишет, что он туда летит. Или там принц Уильям куда-то в Афганистан отправился. Но когда такие истории происходят буквально ежедневно, когда о выезде Путина на северный полюс сообщают уже через неделю после события, потом еще что-то и еще что-то, и когда вот этот случайный элемент делается повседневным, это уже ненормально. В последние годы пресс-службы любого ведомства, начиная там с какой-нибудь районной милиции, или какой-нибудь районной управы, заканчивая самыми высокими инстанциями, воспринимают журналиста не как человека, которому они нужны, как продавцы в магазине, а как подчиненного, и реально обижаются, когда ты пишешь о них что-то, чего они не хотели. У меня был анекдотичный случай. Взяв интервью у вице-президента «Лукойла» Баркова, который в прошлогоднем ДТП прославился, я написал в журнальном тексте, что в здание «Лукойла» не пускают в джинсах и то, что Барков читал свои заранее заготовленные тезисы по бумажке. Вот эти два невинных эпизода безумно обидели пресс-службу «Лукойла» они сказали, мол, как же так, мы же пошли вам навстречу? Ребята, вы не пошли мне навстречу, пресс-служба создана для того, чтобы разговаривать. Но пресс-служба этого не понимает. Там сидят такие люди, которые чувствуют себя чьими-то начальниками, хотя они ими не являются. Лично для себя я эту проблему решил, много лет назад выбрав такой формат работы, чтобы два раза на одну тему не писать. Мне повезло. Я не представляю, как работает человек, которому изо дня в день приходится общаться с одним и тем же ведомством, Минсельхозом например. Как этому человеку приходятся наступать на горло своей песне, чтобы в следующий раз, когда он позвонит в Минсельхоз и ему бы там не отказали в комментарии, чтобы не остался дураком, это вот такой еще признак уродства в этой системе.
Вопрос из зала: - Читала вас в «Русской жизни». Вопрос первый, возродится ли «Русская жизнь»? Вопрос второй, из тех действующих лиц, о которых вы писали, кто в большей степени произвел впечатление на вас, на ваше мировоззрение, кто-то заставил вас думать по-другому, потому что это монстры, матерые человечища? И о Горбачеве будет мой третий вопрос, поедете ли вы на его день рождения в Лондон и как вы думаете он уже, «действовавшее лицо» или еще «действующее лицо», в какую категорию вы его отнесете?
- Я пообщался с полусотней героев 80-90-х гг., и именно тот, с кем я не пообщался, стал для меня главным героем русской истории последних ста лет. Этот человек - Горбачев. Взять у него интервью у меня не получилось, на юбилей я к нему я не поеду, потому что меня никто не звал, хотя мне было безумно приятно именно от него получить слова поддержки, пока я болел. Этой поддержки я не ожидал, но, конечно… «Горбачев-Горбачев-Горбачев», именно поговорив с Лукьяновым, Соловковым, Воротниковым, Романовым и другими членами политбюро или, наоборот, там демократами первой волны. Я понял, и это удивительно, люди говорили совершенно разные вещи, часто взаимоисключающие, но все равно в итоге, в сухом остатке все было неизменно. Именно Горбачев был главной политической фигурой, не Ельцин. То, что Горбачев создавал, демократию, свободу слова, рынок и так далее, все действия ельцинской власти, я в этом уверен и готов свою точку зрения где угодно отстаивать, все действия Ельцина были посвящены демонтажу того, что было создано Горбачевым. Конечно он уже «действовавшее лицо», он человек из прошлого, как актуального политика его нет и вполне симптоматично, что свой юбилей он отмечает в Лондоне, а не в Москве, потому что в Москве бы это ничем хорошим не закончилось, очевидно. Может не очень корректный пример, я посмотрел, что возле памятника Ельцину, выставлен милицейский пост, чтобы, очевидно, в памятник не бросили помидор. Наверно это говорит о том, что человек проиграл в историческом смысле. Горбачев тоже проиграл, но проиграл иначе - почему-то люди несущие добро, всегда проигрывают, поэтому для меня его поражение не является поводом, хуже к нему относится, он хотя бы попробовал.
- Есть ли в Российской журналистике какие-то люди, которым ты веришь, чьему мнению ты доверяешь?
- По-моему главный пишущий журналист это Григорий Ревзин, который пишет об архитектуре, прежде всего у нас в «Коммерсанте». Это удивительно, поскольку я совсем не архитектор и никогда бы даже не читал об архитектуре, если бы Ревзин не писал так, как он пишет. По-моему это единственный ныне живущий журналист, которого я готов назвать гением и верить ему, и учиться. Вот первое имя, которое приходит в голову, так что такие журналисты есть.
- Уточни, пожалуйста, по поводу возрождения «Русской жизни».
- Нет, не думаю, что оно возродится. Весь наш странный коллектив ковчегообразный раскидало по разным заведениям и изданиям, и я не верю, что мы вообще сможем собраться в одном помещении, так как все мы блогеры, за этот период мы успели все между собой поссориться, как ни смешно. Это раз. Во-вторых, если бы мы опять заново собрались и опять стали бы делать какой-то журнал, то это был бы очень серьезный провал. Объясню, почему. Когда мы начинали делать этот журнал, ожидания по отношению к нам были не просто занижены, они были максимально занижены, как только возможно. Никто не думал, что из этих людей, работающих за деньги Николая Левичева из «Справедливой России», который их давал, может получиться что-нибудь хорошее. Или, по крайней мере, что-нибудь не стыдное. И когда у нас кое-что получилось, это вызвало восторг, даже у наших врагов, потому что когда совершенно неожиданные люди говорят, что «мы регулярно читали «Русскую жизнь»», я вздрагивал, потому что когда я там работал, я был уверен, что только мы сами ее читаем. Но это было тогда, сейчас о «Русской жизни», которой нет уже почти 2 года, остались у людей добрые хорошие воспоминания.
Если бы сейчас было объявлено, что коллектив «Русской жизни» делает тот же самый журнал, то ожидания были бы уже завышенными, а когда они завышенные, как правило, они никогда не оправдываются, даже если у людей получается что-то пристойное. Мы все помним какие-то примеры: вот скажем, сайт «TOP4TOP», который может и не плохой сайт, но Дибров столько раз говорил, еще до запуска, что это будет нечто невероятное, что сайт треском провалился, туда ему и дорога. Поэтому не ждите журнала «Русская жизнь», не думайте о том, чтобы она возродилась, и что это было бы хорошо. Любая хорошая история конечна. Она конечна во времени. Тем более, история «Русской жизни», которой я обязан очень многим. Она уже в прошлом.
- Олег, когда я включаю телевизор или открываю «Коммерсант» я вижу, что там очень много про Ходорковского. С чем это связано? Это тоже свобода прессы или какая-то кампания?
- Ну, погоди: «включаю телевизор, слышу про Ходорковского». Это какой телеканал ты включаешь?
- «Дождь».
- Вот, телеканал «Дождь», именно! Я не знаю про эту девушку Васильеву из суда (сотрудника Хамовнического суда Москвы Наталья Васильева, давшая откровенное интервью про дело Ходорковского – URA.Ru). Не знаю рассказал ли о об этом РЕН-ТВ, но ни «Первый», ни «Россия», ни НТВ ничего об этом не сказали, хотя это реально было главным событием дня, в том же «Коммерсанте» первая полоса. Поэтому…да, есть телеканал «Дождь», всех зрителей которого можно собрать вот в этом помещении. Там, очевидно, какая-то свобода слова. Есть «Первый канал», который смотрит президент, там – см. речь Парфенова. Это не кампания. Сейчас очень модно фантазировать, что за всем этим стоит условная Тимакова и эта кампания идет и Кремля. Окей, даже если представить, что есть такой либеральный род «кремлевских вождей»... И есть тридцатипятилетняя девушка Наталья Тимакова, но она одна, а все остальные - это тот самый Кремль, который мы привыкли называть Кремлем.
- А что это за Кремль, кто управляет новостями, почему тебя покажет «Первый канал», а кого-то не покажет?
- Меня тоже не покажет. Если я вернусь в Москву, приду на «Первый канал» и скажу «покажите меня», они, наверно, не покажут. Кто всем дирижирует - это очень хороший вопрос, потому что пресловутый Кремль, о котором мы сегодня много говорим, слишком много усилий потратил на то, чтобы доказать какой-то прослойке, в том числе журналистов, что «мы, в общем-то, может и хотели бы свободы, но вот Эрнст, Добродеев - они сами решают, что не нужно вам, телезрителям знать всю большую правду». Вот эти мифы, что Эрнст главнее Путина, Эрнст главнее Медведева, что он может выгнать и Медведева, и Путина, и Эрнста, и Суркова, и всех на свете. Вот фраза Бориса Абрамовича Березовского: он говорил, что Ельцин делал вид, что его нет, а Путин делал вид, что он есть. Эта фраза начала нулевых. Сейчас, по-моему, все делают вид, что их нет, а кто есть -пока не понятно. Когда никого нет, значит, есть все, это такое зазеркалье.
- Скажи, а ты больше блогер или журналист?
- Вот смотри, какая история. В моей жизни событий ровно столько, сколько нужно, я бы конечно хотел, чтобы их было больше. Ну, вот смотри, в прошлом году… Я бы не хотел, чтобы было больше терактов, но в прошлом году я приехал первым на место взрыва на Лубянке и снял там вертолет, вынос тел из подземного перехода. Человеку с телефоном удобнее пройти туда, чем с камерой. И человеку с телефоном не нужно доходить до компьютера, вставлять провода, что-то куда-то перекачивать, отправляя на ленту. Тут достаточно отправить ММС-ку и оно появится в Твиттере. Поэтому моя любительская фотография висела на CNN, New York Times и так далее. Я могу быть блогером, журналистом, журналистом, который доносил информацию через блог, какая разница?
- А на что больше реагируют - на блог или на тексты?
- Совершенно одинаково. Возвращаясь к тому случаю, когда я на время стал селебрити. Я написал в блоге: «Уважаемые прокуроры, верните мой мобильный телефон». Эта новость болталась на всех новостных лентах. Существует миллион событий, которые возникают именно в блогах, а потом газеты за ними гонятся. Сейчас блоги - это первичный источник.
Вопрос из зала: - Вы сказали про ваших врагов. Если можно кто ваши враги и кого вы считаете врагами. Если можно, поименно.
- Поименно, наверно, будет выглядеть глупо. На самом деле, даже мои друзья в этом меня упрекают, я обычно отзеркаливаю отношение к себе. Если человек ко мне по-доброму расположен, то и я его заведомо люблю, каким бы упырем он не был. А своими врагами я наверно буду считать тех, кто считает меня своим врагом. Таковым меня считают в молодежном политическом движении «Наши», таким меня считают его лидер Василий Якименко и некий круг публицистов, политологов и просто блогеров, сформированный вокруг партии «Единая Россия» и вокруг каких-то структур администрации президента. Первым озвучившим сплетню о том, что причиной нападения на меня стала уведенная жена, был блоггер Павел Данилин из какой-то кремлевской конторы. Наверно он мой враг. В этом смысле я, наверное, тоже слишком прозрачен, и меня самого это бесит, но ничего не могу с собой поделать.
- Слушай, а вот эти враги – они личные враги, или враги за деньги. То есть, тебе кажется, что людям платят за то, чтобы они были твоими врагами?
- Вот удивительно, но я склонен думать, что все-таки это были личные враги. Потому что, понимаешь, настолько приятно увлечься этой борьбой, чтобы она стала твоим личным делом. Это даже относится не только к ним, к любому человеку, включая меня. Тебе гораздо приятнее работать, если твоя работа - это твое хобби и твое свободное время, чтобы она могла тебя увлекать, чтобы заставляла твои глаза гореть.
Вопрос из зала: - Смотрели ли вы израильский фильм «Олигархи»?
- Я только ролик на Ютубе видел, где Абрамович молодой. А вот так чтобы полностью, не смотрел.
Вопрос из зала: - Я посмотрел фильм полностью и был приятно удивлен. Рекомендую всем посмотреть. Если в двух словах описать, то там олигархи дают интервью и рассказывают о том, как они сделали свои капиталы. Как вы думаете, почему эти люди не смогли дать интервью российским СМИ, и почему российские СМИ закрыли эти интервью?
- У нас много разных олигархов. Тот же Владимир Путин - ему проще дать интервью Наоми Кэмпбелл, чем мне, например.
Вопрос из зала: - Там четыре интервью: Гусинский, Березовский, братья Черные, Чубайс с другой стороны, и начальник службы безопасности при Ельцине.
- О персоналиях. У Гусинского я пытался взять интервью. Насколько я понимаю, он намного более интегрирован в современную российскому элиту, чем кажется, и одним из условий было то, что он не будет распространять информацию. Поэтому до Гусинского сейчас не добраться. Березовский, я думаю, с удовольствием встретился бы хоть с кем, хоть с вами, и рассказал ту гору вещей, которые он обычно рассказывает. И это объясняет, почему такое интервью, такое откровенное интервью не появилось в какой-нибудь газете. Наверно его там просто не захотели брать, я не знаю. Вряд ли в этом есть какая-то загадочная загадка. Я и к себе это отношу, мы все деградируем.
- Давайте займемся рекламой. Олег, у тебя вышла новая книга. Что за книжка, что за сюжет, как называется? Почему она вышла именно сейчас?
- Спасибо. Я бы никогда сам не начал об этом разговор. Одно дело говорить о той профессии, за которую ты получаешь деньги. Другое же дело - не то, что бы о хобби, а о каком-то личном эпизоде. Я действительно написал художественный текст, написал я его чуть больше года назад. Я, может быть, сейчас опять странно прозвучу, но мне иногда приходилось писать тексты, за которые мне было бы стыдно и неловко, какие-то слабые тексты. А этот текст, который называется «Роисся вперде», небольшая фантастическая повесть, - мне не стыдно этот текст читать самому. Если вы увидите эту книжку, вы ее купите, потому что она должна быть действительно интересной. Потому что помимо фантастического сюжета, позаимствованного у советского фантаста Лазаря Лагина, в эту книгу я запихнул какие-то вещи про политику, про бизнес, про криминал, которые мне становились известными за последние 10 лет, но я не мог их опубликовать по тем или иным причинам, как реальные факты в реальной газете. Поэтому у меня там нон-фикшн, замаскированный под фикшн. Она вышла в издательстве «Ad Marginem». Хорошо продается, говорят. Она не очень большая и читается очень быстро. Собственно в этом и была проблема год назад, когда издательство «Ad Marginem» мне говорило увеличить ее в два раза, и так как у меня пропало вдохновение, она год лежала мертвым грузом в этом издательстве. Я написал ее под новый год, 29 декабря 2009 года. К сожалению, в этом не очень приятно признаваться, книжка стала актуальной для издателей только тогда, когда я стал чуть ли не героем всех новостей. Еще даже тогда, когда я был без сознания, ее начали верстать и, соответственно, она вышла в этом году под Новый год. Для меня это такая компенсация за ноябрьские проблемы - то есть да, неловко, но не отказываться же. Я всех призываю купить эту книгу, я старался, когда ее писал и желаю всем ее прочитать.
- Моя коллега на федеральном канале говорит, что любит свою профессию. Однажды они делали сюжет про детский дом, после этого сюжета стали ему помогать. А у тебя есть похожая тема, которой бы ты гордился?
- Я сейчас задумался… У меня нет такой истории, что бы я спас человека от смерти или чего-то там. Я, может быть, сейчас немножко уйду в сторону, но мне удалось помочь в 2007 году герою многих моих статей, солдату Сычеву. Мне удалось вытащить Сычева из лап вашего земляка Антона Бакова, который пытался затащить его в СПС. Я узнал, что технологи СПС от имени Сычева устраивают позорные фотосессии с Немцовым, Белых и так далее. Я об этом стал писать, произошел скандал и в итоге СПС отказался от своих планов по поводу Сычева. Этим эпизодом я горжусь. Что касается другого эпизода с тем же Андреем Сычнвым, который мне регулярно припоминают. Я ездил в Челябинск, когда началась шумная история вокруг избиения Сычева. И мне, реально повезло, и даже «URA.Ru» об этом тогда писал, мне удалось попасть на губернаторскую дачу, где находился Кучерена, возглавлявший бригаду общественной палаты, и вот дальше я уже ехал на этот полигон с Кучереной в сопровождении главной военной прокуратуры, генерала этой прокуратуры, который приехал в Челябинск искать компромат. Он хотел доказать, что там была какая-то садистская оргия и тому подобное. И этот генерал при мне разговаривает с Кучереной, и так по-стариковски, жалуется, что они даже на Сахалин ездили, поднимали компромат на начальника этого военного училища, при котором служил Сычев, искали компромат из прошлой жизни этого начальника, но ничего не нашли. Выдумкой был факт изнасилования Сычева, что в итоге на суде подтвердилось, выдумкой был факт садистской оргии. Единственным реальным эпизодом, который дошел до суда, за который кто-то был осужден, это то, что сержант заставил солдата Сычева ночь сидеть на корточках. И я об этом тоже написал вполне честно. Заставлять человека сидеть на корточках всю ночь - это не меньшее насилие, чем что-то другое, но это не повод придумывать другое насилие. Поэтому нельзя говорить, что этот факт оправдывает тех, кто издевался над Сычевым. Я об этом писал, просто тогда ситуация была такая истерическая. Люди, блогеры любят, когда есть какая-то понятная модель ситуации. Черное - белое, пожалуйста. Так часто бывало и бывает, если происходит какое-то скандальное дело. Это и новгородская женщина, которую обвинили в том, что она пыталась убить свою дочку, и дело Иванниковой, когда женщина зарезала таксиста, а потом говорила, что он насильник. В таких случаях общественность приходит к обсуждению уже с заранее готовыми ответами. Если женщина зарезала таксиста, который тем более был кавказец, очевидно, этот кавказец пытался ее изнасиловать. И вот свою такую глобальную миссию, может это прозвучит цинично и некрасиво, но я свою миссию вижу в том, что после публикации, какой-то неприятный вредный стереотип был разрушен. Понятно, что я не могу считать себя победителем в этих ситуациях, но если я, хотя бы одного человека заставил сомневаться, значит уже не зря.
- А вот твоя вражда с кремлевскими молодежными движениями, чем она объясняется?
- Как говорят герои фильмов: «я не хотел войны». «Наши», созданные в 2005 году, тогда еще не имели такого бэкграунда, который делает их подонками и негодяями, которыми они стали в конце концов. После их первой мирной и трогательной акции, когда они вывели молодых людей в честь Дня победы и эти люди обнимались с ветеранами, я написал штук десять колонок в разные места, защищая их, говоря о том, что нельзя называть этих людей быдлом, потому что это не быдло, это молодежь нашей страны. И я тогда я их защищал. Но была точка, которая поставила их за грань. Причем только их, я прошу заметить. Я в свое время не нашел поддержки вообще ни у кого, когда призывал всех коллег бойкотировать именно «Наших», и не писать о них. Мне говорили в ответ: почему ты призываешь бойкотировать только «Наших», почему не бойкотировать «Единую Россию», это же тоже враги общества! Это, может, и враги общества, но опять же: милиция социально неоднородная, это просто срез общества, ФСБ социально неоднородная, «Единая Россия» - не более чем профсоюз начальства. «Наши» - это буквально федерация подонков и людей, которые пришли туда заниматься разными гадостями и подлостями. Так вот, для меня этой точкой перехода, когда иначе как врагами народа их назвать нельзя было, стала такая утилитарная история, касающаяся того журналистского сообщества, защитником которого я считал себя даже тогда, когда оно с этим было не согласно.
Анонимность - это была главная черта «Наших». Был такой случай в 2008 году, когда неизвестные активисты раздавали на улице туалетную бумагу со статьями из «Коммерсанта» и с номером телефона одной журналистки «Коммерсанта», которая написала нечто, что оскорбило «Наших». Потом у ее дома еще дежурила группа активистов, так что она три месяца выходила из дома только с охраной. Потом сайт «Коммерсанта» подвергался вирусным атакам различных неизвестных героев. Вот для меня это был переломный момент, который исключил возможность разговаривать с такими активистами как с носителями слов, идей, ибо они таковыми не являются. Это люди, приносящие вред мне и моим коллегам. Раньше считалось, что бандиты не убивают таксистов и проституток, должны быть категории населения, которые должны быть всегда. И есть негласная общественная договоренность, что журналист тоже не должен становиться жертвой политических конфликтов. Когда одна политическая сторона перешагивает эту черту – наверное, она хочет добиться какого-то ответа. У меня было предложение объявить бойкот, но меня не поддержали. Так было и после прошлогодней анонимной акции с видеороликами про Фишмана, главного редактора «Русского Newsweek» и других политиков и публицистов. Там были там Шендерович, Поткин и другие. Их снимали скрытой камерой в какой-то странной квартире с непонятной девушкой Катей Муму. Когда некие люди считают для себя возможным проведение незаконных оперативно-разыскных мероприятий, то, наверное, они сами ставят себя если не вне закона, то вне каких-то общественных процессов. И вот как раз в итоге был тот бойкот, который я предлагал сделать «нашистам». И у меня были такие эпизоды, что для какой-то статьи в «Коммерсанте» мне надо было позвонить в Росмолодежь, но я отказывался это делать. Я никогда этого не делал, даже когда это было оправдано. Это была моя личная вендетта.
- Человек, которого считают дирижером этого движения - Владислав Сурков. После публикаций фотографий его кабинета в блоге Ильи Варламова стало известно, что у него на полке стоит твоя книга. Вот что это? Какой-то знак, намек, месседж, что ты в этом увидел?
- Ну, наверно это знак какого-то читательского признания, если бы у него на полке лежала вот эта книга («Россия вперде»), это было бы забавно, потому что во многом та атмосфера, в которой мы живем и которая создана Сурковым, - она и есть главный герой этой книги. Мне было бы интересно узнать, как он сам относится к тому, что я о нем написал. То, что моя книга оказалась на его полке это такой забавный момент, не более.
Вопрос из зала: - Вопрос по поводу Сычева. Я сегодня прочитал эту статью, потому что я знал, что пойду сюда. Я, в общем-то, не слежу за новостями. Вот я специально прочитал и удивился тому, что там написано и тому, как это написано (статья на «Взгляде»). Меня очень удивило многое. Мне 25 лет, и многие мои друзья служат в армии, и эта история, по сути, история моих ровесников. Все мои друзья рассказывают о сексуальном насилии в армии и мне очень смешно слышать то, что вы специально ищете какой-то материал. Его искать не надо, он лежит на поверхности. И в вашей статье было очень много первоклассных заявлений, но не было никаких фактов. Может быть, в действительности с этим Сычевым ничего не произошло, это не важно, но важно, что в армии творится пипец полный, и это факт, тут искать ничего не надо. Ваша статья оправдывает и говорит, что все нормально. Она несет именно такое послание. Вы знаете, я ничего личного против вас не имею, я смотрю, что у вас выбито три зуба, у меня тоже выбито три зуба, но если заменить в статье имя Сычева вашим именем, статьи будут тождественными. Как вы после этого можете говорить, что вы этим гордитесь?
- Я этим горжусь. Если завтра следствие придет к тому, что на меня заказал нападение хозяин магазина, в котором я покупаю сигареты, потому что я наступил ему на ногу, то я не буду говорить, что нападение на меня заказал Якеменко. Мне важнее правда. Вы очень страшную вещь сказали: не важно, что случилось с Сычевым, важно, что в армии творится пипец. Именно! Я считаю, что одно дело, что творится с людьми, а другое дело - то, что мы сейчас обсуждаем. Почему этот случай с Сычевым прогремел? Не потому что кому-то тогда было его жалко. Мне самому было его жаль, и мне после статьи было важно приехать в Екатеринбург и поговорить с ним, и понять, что он думает, что он чувствует и был ли я прав, когда ему писал. Я считаю, что оказался прав. Вы говорите, что в армии царит проституция и сексуальное насилие. Окей, ради бога, но это еще не говорит о том, что Сычев был изнасилован. Та история стала топовой, потому что на тот момент, на февраль 2006 года, был очень жесткий конфликт между министром обороны Ивановым и главным военным прокурором, по фамилии Фридинский, по-моему. И главная военная прокуратура, которая вела это дело, именно она, как я уже сказал, даже идя на какие-то не вполне очевидные вещи, вроде добывания компромата на Сахалине, вот именно валила Иванова. Проблемы дедовщины в данном случае для меня нет, дело в конфликте двух ведомств. Проблема дедовщины не перестает от этого быть важной, но она не должна отталкивать нас от какой-то правды. Вы нашли мою статью на «Взгляде», которая была написана под впечатлением от определенных споров в ЖЖ. А главная статья была опубликована неделей раньше, я всех призываю ее прочесть, называлась она «В неестественной позе» и вышла в журнале «Эксперт». В ней был как раз разговор с заместителем прокурора и где он прямо говорит, что они ищут компромат. И как раз в процессе, когда одно ведомство борется с другим, правдой будет не то, что есть правда, а правда - это мнение победившего ведомства.
Вот такой пример. Год назад заканчивалась эпидемия свиного гриппа. Была борьба Онищенко, всем известного, и вирусологов, по поводу того, умирают ли в России от свиного гриппа или нет. Была такая женщина из Ногинска, которая, вернувшись из Болгарии, умерла от сердечного приступа. И был колоссальный спор между Онищенко и вирусологами, от чего она умерла. Вирусологи, которые были заинтересованы в том, чтобы Россия была признана страной, в которой умирают от свиного гриппа, и в последующей тотальной вакцинации, говорили, что эта женщина умерла от свиного гриппа. Онищенко, заинтересованный в обратном, говорил, что она умерла от инфаркта. И об этом споре я тоже писал. И тут победил не тот, на чьей стороне была правда, потому что правды тут не найти, потому что женщина уже в могиле и вирус гриппа на ней не найдешь. В этом споре главное, чьи аппаратные возможности были более сильными. И вот такие споры обычно являются причинами тех историй, которые нам кажутся отдельно стоящими трагедиями. И мне кажется, что обязанность журналиста не пролить еще одну слезу над тем, что происходит, а рассказывать обществу так, как есть на самом деле, потому что именно это ему и будет интересно.
- Когда человек становится популярным, про него неизбежно начинают ходить слухи. Скажите, вас уже пытались ангажировать, предлагали дружбу с Кремлем?
- Про меня слухи начали ходить, еще когда я писал о Сычеве, лет пять назад. Поэтому мне тут бояться нечего, если не брать слухи об уведенной у кого-то жене. Сейчас вот идет обсуждение того, что моя встреча с Медведевым прошла в рамках какой-то большой пиар-кампании, ведомой той же Тимаковой с участием других сил. На самом деле, в это трудно поверить, но у меня даже есть свидетели, что на встречу с Медведевым я напросился сам. Я обедал с журналистами «Первого канала», работающими в Израиле, и им позвонили из Кремля и сказали, что вы должны поехать туда, приезжает президент. Я подумал, что было бы хорошо написать репортаж о пребывании президента в Израиле (правда, как оказалось, это было в Палестине). На самом деле, с такими людьми, как я, такое происходит часто. У меня нет папы министра, я приехал в Москву восемь лет назад из Калининграда - без связей, без родственников в Москве, и по ступенькам сделал журналистскую карьеру. И каждый раз, когда со мной что-то происходит, люди, сторонние наблюдатели, вдруг начинают приписывать мне что-то, полагая, что сам я не в состоянии принять какое-то решение, что-то написать, придти к какому-то выводу. Это, конечно, раздражает, это неприятно, и, видимо, это необходимые издержки статуса «знаменитого журналиста». Я соглашусь, пожалуй, с тем, что такой статус у меня есть, но не соглашусь с тем, что он меня тяготит. Он не тяготит, это то, к чему мы все стремимся. А я…мне еще идти и идти.
- Ты работал во многих изданиях, вот на твой взгляд - с кем комфортнее всего работать?
- Если не выносить «Русскую жизнь» за скобки, то это была просто фантастика, потому что группа, даже не единомышленников, а просто людей объединенных неприятием всей остальной прессы, группа таких людей могла позволить себе делать то, что они хотят. Это действительно была фантастика. Вкусив возможность работать, как хочешь, уже по-другому работать не сможешь. И на нынешнем своем месте работы я пытаюсь сохранять, насколько это возможно, такие же принципы. А вообще, идеальное место работы для журналиста в Москве, в России - это ИД «Коммерсантъ». И те первые два года, что я там работал в 2003-2005 годах, и эти годы, с 2009 до сих пор. Я ничего не могу сказать против «Ъ». Идеальное место работы. И даже когда я лежал в больнице, «Коммерсант» себя вел, как никакой другой работодатель себя бы не повел.
- Не обидно ли, что в материале, вышедшем до нового года, тебя назвали новой Политковской?
- Совершенно не обидно, но новой Политковской я быть не хочу. Вообще попытки создавать некие иерархии, бренды, изобретать какие-то специальные поколения, они, как правило, оказываются очень комичными. Буквально вчера в «Новой газете» была убийственная статья Ольги Романовой, которая констатирует появление нового поколения, которое называет «Племянники Навального». Навальный к вам приезжал, известный и любимый мною человек, блогер. Она называет блогеров, которые прославились в Интернете лет за десять до Навального, и которые старше Навального, его племянниками, «новым поколением». Я всегда считал и считаю вредным выстраивание каких-то таких группировок. Потому что любая схема, которую пытаются наложить на нашу жизнь, она всегда оказывается примитивнее, чем сама жизнь.
- Ты не сказал про СМИ, которые тебе не нравится. Ты в «Известиях» мало поработал…
- Да, я там мало поработал. Мне там понравилось, но поводом для ухода, это, может быть, опять очень странно прозвучит, было не то, что там было дискомфортно, а другое. Вот когда Ходорковского перевели в Краснокаменск Читинской области. Туда отправили меня от «Известий» и туда же отправили другого корреспондента от «Коммерсанта», Сергея Дюпина, и мы с этим Дюпиным ходили вдвоем, в пустом городе, искали следы Ходорковского. И вот, по крайней мере первые два дня (а потом я плюнул и уехал в Москву) у нас выходили совершенно одинаковые по фактуре статьи. Опять же «Коммерсантъ» - это СМИ, которому все доверяют, которое все читают, поэтому Дюпина все читали. «Известия» же…ну не знаю, кто из сидящих здесь читает «Известия» и доверяет им? Вот тогда было так же, и когда я это увидел, мне стало безумно неприятно, и я вернулся в Москву досрочно, до окончания командировки, и сказал, что не хочу у них работать. Опять же: вряд ли это можно считать тем местом работы, в котором было неприятно. Скорее это просто тараканы в моей голове. На самом деле надо работать там, где тебе нравится, чтобы чувствовать себя вполне счастливым человеком.
- По поводу «племянников Навального». Если абстрагироваться от того, что Романова называет ими тех, кто уже давно прославлен в Интернете. Действительно ли ты замечаешь появления новой генерации блогеров-расследователей? Есть ли такой тренд? У нас вот тоже есть блогеры, которые стараются искать какие-то факты о власти, публиковать их.
- Ну, если у вас есть такой блогер, наверно есть такой тренд, я бы сказал так. Что касается Навального, то года два или три самая модная тема разговоров о нем - кто стоит за Навальным? До сих пор этого не удалось никому выяснить и, скорее всего, за ним никто не стоит - хотя кто его знает. Блогосфера - я как участник и потребитель - могу сказать, что она еще не настолько самодостаточна, чтобы подменять какое-то СМИ. Об этом было модно говорить после терактов в Домодедово. Мол, Твиттер победил издания, газеты. Мы узнаем новости из Твиттера, а не из газет. Да, действительно, в Твиттере были новости из Домодедова и если их искать там, то их проще там найти, чем на сайте «Газеты.ру». Но кто их мог искать в Твиттере? Именно ленивый журналист, которому было лень добывать информацию самому. Хоть я и говорил, что блогосфера адекватнее и быстрее СМИ, но все равно считаю, что все разговоры о подмене реальных старых СМИ блогосферой, это не более чем признание недееспособности самих СМИ, а не признание каких-то волшебных сил блогосферы. Блогосфера не более, чем приложение к жизни, не надо считать ее каким-то отдельным институтом.
- Несколько наших блогеров пытаются создать свою ячейку в Союзе журналистов. Как ты к этому относишься, это поможет им с профессиональной точки зрения? Эти люди, по-моему, пытаются так стать известными.
- А просто стать известными они не пытались? Вот тот сумасшедший парень то ли из Екатеринбурга, то ли из Оренбурга, который пишет о том, сколько он ест, и заканчивает каждый пост фразой «Такой день» - он стал популярным, не создавая никаких ячеек и союзов. Я тут задумался о Союзе журналистов: сколько моих знакомых, людей с которыми я общаюсь, которые пишут, сколько из них состоит в Союзе журналистов? Я думаю ни одного. Передай своим коллегам блогерам, что...
- Может быть, ты сам это скажешь? Они есть в зале.
- Уважаемые блогеры! Очень странная идея - создавать ячейки. Навальный ячеек не создавал и прославился благодаря контенту.
- А как вы относитесь к своей коллеге-блогеру и соратнику по борьбе с «Единой Россей» Анастасии Волочковой?
- Я тут не буду оригинален и соглашусь со своим коллегой, что настоящий признак перестройки - это когда холуи переходят на сторону оппозиции. Поэтому и уход Волочковой и то, что певец Буйнов отозвал свою подпись под заявлением против Ходорковского и другие эпизоды, они являются если не реальным признаком, то хотя бы стилистическим признаком происходящей смены в Кремле.
- Эта перемена с Медведевым связана?
- Если не с ним, то, по крайней мере, перемена связана с этим предвыборным циклом, который сейчас начинается. Если в 2007 году для победы на выборах «Единой России» было достаточно сказать «мы партия Путина», «план Путина, победа России», сейчас это уже не проканает. Поэтому Кремль придумывает какие-то новые форматы, новые стили. Мне очень нравится выражение Сапрыкина про двух президентов о том что «один для России с айфоном, второй для России с шансоном». Я думаю, что перед выборами изменение пропорций между айфоном и шансоном в мэйнстриме будет наблюдаться, но при этом вряд ли Россия как-то глобально изменится. Она не изменится никогда.
- А кто будет - Путин или Медведев?
- Я думаю, даже Медведев об этом не знает.
- У тебя есть впечатление, что у него какая-то отличная от путинской парадигма роли СМИ в обществе?
- Я могу судить с той же позиции, что и ты, с позиции блогера или микроблогера. Очевидно, Медведев всерьез увлекается Твиттером, так как с появлением Твиттера его видеоблог, который с такой помпой вводили, совсем зачах. Я даже не помню, какие были посты в видеоблоге в последнее время. Медведев адекватнее Путина в понимании новых медиа. Вот как раз по дороге сюда я уже рассказывал Колезеву, что в Калининграде была интересная история. Когда власть, люди, ментально живущие еще в 90-х годах, пыталась отжать у владельцев тогда популярный сайт «Калининград.Ру». Они в итоге отобрали у владельцев доменное имя «Калининград.Ру», а редакция тихо-мирно переехала на другой домен «Нью-Калининград». Ничего не изменилось, борьба была впустую. Видимо, на самом деле, когда наше поколение, поколение 30-летних куда-то придет, будет уже более адекватная ситуация, но пока… Пока Кремль, включая того самого Суркова, модного и продвинутого, все равно живет по стандартам 40-50-летних людей, и это уже делает непреодолимую пропасть между нами и ими. Когда тот же самый Медведев пишет в Твиттере «чесссное» слово, это вызывает скептические усмешки микроблогеров, а не восторги типа: «смотрите, он, такой как мы».
- Почему?
- Ну, это как учительница, услышав по телеку слово «прикольно», сказала в классе это слово, желая показать школьникам, что она не бабушка. А они уже не говорят «прикольно», они уже говорят «клево» или «оху…нно».
- То есть вы за «своего» его не принимаете?
- Мы с Колезевым не принимаем за «своего». Наверно, есть какие-то микроблогеры, которые принимают его за своего.
- А что он должен сделать, чтобы был принят в «свои», я вот просто не понимаю?
- Я не знаю. А что сделал Горбачев, чтобы я сейчас говорил, что это самый великий политик в истории? Он из точки «А», это с 1985 года, с его колхозами и фарцовщиками, привел в точку «Б», с выборным парламентом, свободой слова и так далее. Поэтому Горбачеву я благодарен. Чтобы Медведев стал такой же фигурой, наверно ему нужно привести страну из нынешнего положения в какое-то более адекватное, более нормальное.
Вопрос из зала: - Вы говорили много раз слово «блог», и о значении в нашей современной жизни. В начавшемся году уже случилось несколько государственных переворотов, в Тунисе и в Египте, и многие эксперты говорят, что это случилось во многом из-за развития этих микроблогов, твиттеров, что люди стали более социально раскрепощенные, стали больше общаться и быстрее передавать информацию. Как вы считаете, возможно ли повторение данных ситуаций в Росиии, какое вообще значение в нашей стране имеют все эти микроблоги и твиттеры в революционных процессах?
- Я совершенно не верю в такого рода перемены снизу, которые пройдут в России, потому что, Россия свой Майдан уже переживала в 91-м году. И с тех пор стараниями Бориса Николаевича, вашего земляка, и стараниями его преемников она утратила какую-либо способность к такого рода самореализации. Представим, что есть что-то, что может вывести людей на улицы, чтобы они захватили власть. Я такого представить не могу. То, что было в регионах (Владивосток, Калининград, Байкальск, Иркутск), касалось личных интересов людей, и эти протесты заканчиваются обычно бросанием кости со стороны власти.
- А Манежка?
- Понимаете, какая вещь… Мы наблюдали много событий, которые были гораздо менее массовыми, чем Манежка: то же 31-е число, тот же День гнева, когда за сутки до объявленного митинга в каждой подворотне сидят ОМОНовцы и ждут. И представить, что власть позволит этим людям собраться на площади, я не могу. Я абсолютно уверен в спланированности событий на Манежной. На 200% в этом уверен и много об этом писал. Зачем это было нужно? А черт его знает. В 2002 году было понятно, принимали закон об экстремизме и очень кстати подвернулась драка на Манежной площади у того телевизора, по которому показывали футбол. А зачем это было нужно в этом году, - непонятно. Возможно, этим действием был дан старт предвыборному этапу, который нам предстоит. Объяснений у меня нет. Я, может быть, опять же говорю какие-то обидные для общества вещи, но, по-моему, перемены если и возможны, то только может быть так же как в декабре 1991. Помните, когда Россия и Белоруссия не желающие больше терпеть над собой Горбачева собрались в Беловежской пуще. Так может быть послезавтра в какой-нибудь зауральской пуще Мишарин, Юревич и кто-нибудь еще соберутся и подпишут новый Беловежский пакт, и карта России опять изменится. Черт его знает.
- Ты говоришь, что общество снизу ничего не сделает, а почему? Потому что личный интерес большинства учтен?
- Положа руку на сердце можно сказать, что так хорошо, как при Путине, россияне не жили никогда. За всю историю страны. То есть, и в плане автомобилей, и квартир, и бытовой техники, и поездок за границу. Всего этого объема в полной доступности не было никогда. Это раз. Это первая черта путинизма или путинщины. Вторая же определяющая черта - это бесспорная моральная катастрофа. Чего не было никогда. Вот эта прекрасная дача генерала МВД, где 50 комнат, и одна комната покрыта чистым золотом. Такого не было ни при Ельцине, ни при Брежневе. Сейчас, конечно, особенно смешно читать рассказы о каких-то коррупционерах брежневской эпохи, про подаренную Чурбанову позолоченную тюбетейку. Боже мой! Это была взятка в особо крупном размере, и его посадили в тюрьму. Сейчас кого-нибудь удиви, что пытались подкупить тюбетейкой. Ею чаевые в ресторане средний майор милиции может оставить. Вот две черты этого десятилетия, хорошая и плохая. С одной стороны, материальное благополучие, с другой - торжество цинизма, подлости и гнусности. Это, наверно те ингредиенты, из которых сложилось современное российское общество. И ровно по причине таких ингредиентов оно самореализоваться не сможет никогда.
Вопрос из зала: - Вы материтесь? Если материтесь, то сколько? Как вы считаете, уместно ли материться в современном обществе? Потому что это проблема лично для меня. Я матерюсь, а мне друзья говорят, чтобы я матерился поменьше. У вас сегодня были какие-то матерные словечки. Скажите, как вы считаете мат это часть русского языка неотъемлемая или отъемлемая?
- Хороший вопрос. В этой книге на 200 страниц есть два матерных слова. Очевидно, они оправданы. Очевидно, люди разговаривают на матерном языке, и сам я за время, пока сижу здесь один раз выматерился. Осознано или не осознано, но один раз. Мог не материться вообще. В блоге, наверное, матерюсь больше, но опять же, канализируя матерную речь, чтобы ее меньше было в устной. Это часть языка, и наверно она отъемлема. Не нужно, конечно, вешать матерные транспаранты на главных площадях, и наверно глупо делать вид, что в языке нет этих слов.
- А фраза про Турчака была оправдана?
- Опять же, при сферическом Турчаке в вакууме она, конечно, не оправдана. По факту я ругался с коллегой из-за губернатора Бооса. Он говорил, что Боос это исчадие ада, я чтобы возразить ему говорил, что надо принять самого сильного губернатора, очевидно, это Рамзан Кадыров и самого слабого губернатора, которым я считаю Турчака. Вместо того, чтобы писать в блоге: «Знаешь, я считаю Андрея Турчака самым бессмысленным губернатором, бла-бла-бла», его, мне кажется, вполне корректно было охарактеризовать одним словом. Если бы он не отреагировал так, как он отреагировал, мы бы сейчас об этом не говорили, потому что я бы об этом забыл уже через минуту.
Вопрос из зала: - Если позволите, еще один вопрос касательно нападения. Есть такой человек, Андрей Константинов, в Питере. Так вот, он вывел такое наблюдение, что на журналистов обычно нападают либо на стадии до написания материала, чтобы не дать материалу выйти в свет. Если это делается после выхода материала, то, скорее всего, делается не потому, что репортер задел какие-то болезненные темы для человека, а грубо говоря, это дело личное. Представим, что некий губернатор, про него вышел материал и про него написали что-то личное. И его спрашивают «и что ты это потерпишь?». Он, может, и не хотел какие-то действия принимать, но «перед пацанами не удобно», и он это делает, чтобы показать, что он что-то сделал. Вы связываете свое нападение с тем, что вам кто-то статью не дал написать или кто-то предупреждал, или что?
- Я вполне допускаю, что кто-нибудь из моих знакомых мог обидеться. Но могу точно гарантировать, что, ни у кого из них я не уводил жену, не брал, не вымогал, не просил денег.
- Но ты, например, писал про Васину палатку.
- Я писал про Васину палатку, да, писал у себя в блоге. Но вряд ли писание про то, что активистка движения «Наши» ночевала в палатке у лидера движения, можно считать оправданием нападения на меня. Это точно так же касается каких-то бытовых вопросов, типа залил соседку снизу. Все равно нападать на людей не хорошо и нельзя.
- Кажется, вопросы закончились. Хочется попросить Олега по традиции произнести тост.
- Вот есть издание «URA.Ru», а к востоку есть издание «Тайга.инфо», в Новосибирске. И там перед Новым годом, давая интервью, я, в частности, сказал, что я надеюсь: когда Сибирь станет независимой, пусть между нами, Европейской частью России и Сибирью, всегда будет безвизовое сообщение. Я, может быть, буду не оригинален, но я еще раз хочу поднять тост: когда Урал отделится от европейской части России, хотя Урал сам по себе европейская часть России, надеюсь что между Москвой и Уралом будет безвизовое сообщение и мы можем общаться и так же приятно проводить время в прекрасной европейской столице под названием Екатеринбург.
Если лень читать 15 страниц текста, можете просто посмотреть 15 минут видео. Тут не все, но самое интересное
Публикации, размещенные на сайте www.ura.news и датированные до 19.02.2020 г., являются архивными и были
выпущены другим средством массовой информации. Редакция и учредитель не несут ответственности за публикации
других СМИ в соответствии с п. 6 ст. 57 Закона РФ от 27.12.1991 №2124-1 «О средствах массовой информации»
Сохрани номер URA.RU - сообщи новость первым!
Будьте первым! Оставьте комментарий