«Раньше наши правители, страдая от глупости, брали в советники довольно умных людей. Теперь выбирают идиотов»

Писатель Виктор Ерофеев в своей колонке задается сакраментальным вопросом русской интеллигенции: кто виноват, что повсеместно торжествует глупость? И, как полагается примерному интеллигенту, с себя вины при этом не снимает. Колонка выйдет в октябрьском номере журнала «Русский пионер», но у уральцев есть уникальная возможность ознакомиться с мнением автора на сайте «URA.Ru».

 

Андрей Белый возмущенно писал в разгар Серебряного века, что русская интеллигенция разучилась читать Гегеля по-немецки и тщетно пытается разобраться в его философии с помощью переводов на русский язык. С тех пор прошел всего лишь век, и гоголь-моголь и гегель-хегель стали неразличимыми понятиями, а про Андрея Белого и вовсе забыли. Не глобальное потепление планеты, а глобальная эпидемия глупости стала главной проблемой нашего времени, но это мало кто замечает в силу той же самой глупости.

 

Глупость заседает у нас везде: на самом низу и на самом верху, слева и справа, у женщин и у мужчин, в разных народностях и во всяких конфессиях. Глупость пожирает людей, они мякнут, ржавеют, дуреют от глупости, глупость льется на нас помойными ведрами, нескончаемыми потоками идиотизма. Нас, как свиней, кормят отбросами мыслей, клиповым жмыхом, желтой баландой.

 

Уже народился новый тип людей: они бьются бритыми головами и ржут по каждому поводу. Им говоришь: «У меня умерла мама». Они пугаются, втягивают головы в плечи, краснеют прыщами, а потом начинают ржать. У них нет других заготовленных реакций. Они объясняются только смехом, цоканьем языка и торжествующим пердежом. Они пердят в парламенте и дома, в городах, деревнях, на дорогах. Они пердят на каждом перекрестке, и дети у них тоже пердят, племянники пердят и вот уже запердели внуки. Они ржут и пердят — и это у них называется «жизнь».

 

Когда они молодые и свежие, они еще радуют глаз своими животными повадками, у них глаза с поволокой и длинные шестипалые ноги. Они фоткаются раком, меряются х…ями и срут по ногам, но когда они взрослеют и матереют — тут святых выноси! Они разваливаются на части, бронзовеют, как бронтозавры, их пучит от тщеславия, они блюют историями о своих победах и каникулах, они уже стали на карачки и уткнулись мордами в аптечное варево. Они больны всеми болезнями, но умирать не спешат, потому что они не знают, что это такое, они просто исчезают в могилах.

 

Если глупость нищих и бедных еще вызывает чувство тревоги за беспомощных дураков, то глупость богатых вызывает недоумение: как же они разбогатели, если все их действия в совокупности равны глупости? И глупость богатых, чего-то там постоянно скупающих, калькулирующих и тоже меряющихся х…ями, кто же из них богаче, вызывает чувство отчаяния: они просто крупнее гадят, чем бедные.

 

Приезжаешь в какой-нибудь маленький город: там глупость озлобленная, черствая, агрессивная. Приезжаешь назад домой, в большой идиотский город: здесь глупость страшнее войны, она непреодолима. Раньше наши правители, страдая от глупости, брали себе в советники довольно умных людей. Те им помогали грамотно расправляться с людьми, вовремя отрывать руки и ноги. Но и этот век просвещения померк. Теперь наши правители и в советники выбирают себе идиотов, и уже пошло беспорядочное отрывание рук и ног.

 

Глупость зашкаливает. Один правитель откусывает ухо другому, поменьше, другой кусает половые органы своей жены, и так до бесконечности. Никакого прагматизма! Раньше мы хотя бы могли понять, кто за демократию, а кто за мракобесие. Но теперь с этим стало не ясно. В обскурантизм подались демократы, а мракобесы вышли в дамки. Умных людей становится все меньше и меньше. Они, естественно, вымирают, как мамонты. Они никому не нужны. Они только мешают. И они ушли. Куда-то спрятались. Сидят в каких-то дурацких окопах. Шлемы на головах. Чтобы глупость не задолбала.

 

Но глупость бьет по ним прямой наводкой. То одного выбьет, то другого. То третьего в плен возьмет и отправит на каторгу шить солдатские рукавицы. Умные сами виноваты в том, что расплодилась глупость. Говорили им старые философы: окружи свои мысли забором, чтобы в них не полезли свиньи. Нет, не окружили. Напротив, тщеславились мыслями перед народом. Народ наелся этих мыслей, но не смог переварить. Началась рвота, потом зачастили поносы. Потом все остановилось, и все стали пердеть.

 

Идет молодая девушка и пердит. Пердит и ржет. И непонятно, что с этим делать. То бесплодие, то прорва детей.

 

Техника тоже стала отказывать. Сломались трамваи. Погас электрический свет. И только Интернет не отключался, но потом он тоже затих и погас. С неба стали падать самолеты и вертолеты. Заржавели двухколесные велосипеды. Пересели было на трехколесные. Но они тоже заржавели.

 

Не выдержав общей глупости, сломались памятники. Попадали вниз головой на асфальт. Но глупые решили всем миром помолиться и испросить у Бога, чтобы самолеты не падали на голову, а Бог почему-то не отозвался. Тогда глупые решили обойтись без самолетов. Им все равно — лететь или не лететь. Если они умеют стоять раком, то куда и зачем им лететь?

 

Я еще застал те времена, когда водились умные люди. Количество их было крохотное, но они еще водились. Они мне рассказывали, что ум отличается от глупости умением создать дополнительное количество измерений. Ну, например, в трехмерном мире создать четвертое измерение и таким образом охватить трехмерный мир четырехмерной мыслью.

 

Это было простое философское рассуждение, но для этого нужно было читать Гегеля хотя бы в русских переводах. Но мы все ушли в ботву. Я еще помню, как умные люди читали пьесу Грибоедова и качали головами: Чацкий не умный! Много спорили: умный — не умный. И кто он на самом деле? Не Чаадаев ли зашифрованный? А теперь настал век стояния раком на ушах. Этого так сразу не объяснишь. Это так глупо, что даже не поддается объяснению.

 

Но попробую: для начала надо встать раком, утвердиться в этой позе и застыть неподвижно на некоторое время. Ну, хотя бы на час. А затем неожиданно оторвать ноги да зацепить их за уши. Тогда из головы уходят последние мысли, и ты становишься свободным, абсолютно свободным, и начинаешь свободно пердеть и ржать, а когда тебе скажут: «У тебя умерла мама», — ты найдешь, чем поржать и как попердеть.

 

Виновата ли в глупости предглупостная литература? Разве я не помню, как в японском посольстве ко мне подошел, радостный, один популярный писатель и сказал, ссылаясь на Восток, что он научился совсем не думать? А я посмотрел на него и сказал:

 

— Витя, тебе это было нетрудно сделать.

 

И ведь это я не себе сказал, а другому, совсем другому Вите. Но я тоже чувствую, что не могу долго сопротивляться глупости. Умные мысли в книгах вызывают у меня раздражение. Их хочется не оспорить, а ликвидировать.

 

Кроме того, меня сильно потянуло к пердящим девушкам. К ржущим и пердящим. Раньше я старался относиться к ним иронически, а теперь наполняюсь глобальным варварством и хочу нюхать их вонючий зад. Но в последний момент перед полной сдачей моих позиций вырастает передо мной Андрей Белый с вопросом:

 

— А ты читал Гегеля по-немецки?

 

— Нет!

 

— Назови самых умных людей, которых ты встречал в своей жизни!

 

Я задумался. Собственно, их было совсем немного. Я могу их пересчитать на пальцах одной руки. Все остальное было довольно посредственно. Так ради кого стоит переделывать мир? Нет, Белый, долой пессимизм, пойду-ка я лучше к пердящим девушкам, чем к твоему ср...ому Гегелю!