«Говоришь, иконы должны быть в храме? Иконы никому ничего не должны»

Россель реставрировал в Верхотурье, Воробьев — в Невьянске. Козицын и Никифоров до сих пор будто соревнуются в храмах-новоделах. Мишарин до того норовил возвести Собор Святой Екатерины на площади Труда, что его религиозность стала началом конца губернаторской карьеры. Когда Ройзман стал чиновником, то уже попадал под вечную уральскую моду — у него уже был «свой» храм в селе Быньги. Восемь лет мэр жил с ним. О храме узнала вся страна: подделка икон, перепалки с полицией, труд наркоманов. Мы приехали в Невьянский район и развеиваем эти мифы. Как живет мэрский храм, что здесь думают о Ройзмане и чем он отличается от вице-мэрского — в репортаже «URA.Ru».

Храм Пресвятой Троицы на Шарташе — бесспорно, лицо семьи Контеевых. Здание, которому 160 с лишним лет, за советские годы успело побыть кинотеатром, магазином и складом. В 1997 году вице-мэр Екатеринбурга Виктор Контеев возглавил попечительский совет храма — ускорилось строительство новой колокольни, замена кровли, окон и дверей. Супруга экс-чиновника Лариса Контеева занималась интерьером: в разные годы она передавала сюда церковную утварь. Попечитель «сидит» три года, а его бывшие коллеги до сих пор бывают здесь и приезжают купаться в прорубь рядом, рассказывает нам работница церковной лавки.

Вот почему помощь храму — инвестиция. Имя Контеева увековечено независимо от приговора ему. На стене храма близ Шарташа — его имя

Место продажи икон, православной литературы и свеч — особенное место в шарташском храме. Как будто по канонам комитета товарного рынка большая витрина с кассой — первое, что встречает вас при входе сюда. Впрочем, сам храм от торгового места отделен дверью. За ней — светлое и уютное помещение. Храм внутри можно описать теми же эпитетами, что любят приписывать самому Контееву его сторонники: кроткий, светлый, ясный. Правда, скромным храм назвать язык не поворачивается: о таком богатом убранстве мечтал бы почти любой поселковый.

Говорят, интерьером «семейного» храма занималась Лариса Контеева. Храм получился светлый и кроткий — таким же хотел выглядеть Контеев

Только не храм Николая Чудотворца в Быньгах, который может по праву считаться мэрским — восемь лет его помогает реконструировать глава Екатеринбурга Евгений Ройзман. От вида сооружения удивляешься: как такую громадину построили в столь тихом месте (чуть позже в нем соберутся три десятка прихожан). «Он особенный. Потому что старый, 1796 года, — говорит прихожанка тетя Лиля, открывающая дачный сезон. С утра она собрала тюльпанов и нарциссов — несет украсить свой храм. — Не закрывался ни на день. Некоторые из Невьянска как ездили сюда, так по привычке продолжают».

Встречайте: храм мэра Екатеринбурга — лицо Евгения Ройзмана

Поздние петухи возвещают утреннюю службу. Пора входить.

На первый взгляд внутри храм мэра Екатеринбурга выглядит пестрым. Слева и справа продают иконы, платки, по которым можно изучать цветовую палитру, свечки. Тут же собирают пожертвования на реставрацию и предлагают сделать денежный перевод для экологической экспертизы проекта по добыче золота: на листовке изображена Родина-мать с лозунгом «Нет цианидам!». Чуть поодаль столик с ядовито-розовыми пасхальными кроликами и наклейками на яйца: «Ваше пожертвование — милостынька на детский православный лагерь». Еще дальше — прямо у белоснежного иконостаса — стол с лавкой, который покрывает простенькая скатерть с ромашками.

Храм Николая Чудотворца в Быньгах удивляет пестротой и свободолюбием прихожан. Здесь можно обсудить урожай и качество свечей

В толпе шепотом, сохраняя общую тишину, говорят о помидорах с урожайностью до октября и спорят, надо ли причащаться перед крещением. «Без веревочки крестик не приму», — слышится, как упрямится женщина в импровизированной лавке.

«Крестик без веревочки у вас принимать не буду»

— Свечи пахнут не вкусно, ужас вообще, — шепчет бабушка в правом приделе.

— Химичат, вообще не восковые, — бурчит мужчина в короткой кожанке. Он, тем не менее, купил три по 20 рублей, самые дешевые. Самые крупные свечи здесь стоят 60.

Говорят и про Ройзмана. Но с неохотой: «Помогает с реставрацией, потому что дружит с батюшкой. На службы не ходит»

Про Ройзмана здесь отвечают с неохотой — тема уже набила оскомину: «Да, приезжает. Он товарищ [настоятеля] отца Виктора».

Ближе к алтарю — будто музейный склад: обилие икон разных времен, свечей разных размеров. От любой детали можно проводить параллели с Ройзманом. На правой колонне изображена проповедь Иоанна Предтечи, на левой — искушение Христа и сожжение чародейских книг. Левый и правый пределы, неожиданно выкрашенные в зеленый, после этого удивляют: это единственные места, которые не «забиты» росписью.

Храм в Быньгах — олицетворение Ройзмана: напоминает большой и мрачноватый музей, где кипит жизнь

Центральная часть иконостаса зияет гигантской дырой. Приглядеться — это черная клеенка, которая прикрывает деревянный оклад без икон. 26 штук были отвезены в училище имени Шадра на реставрацию, говорит отец Виктор Зырянов, тот самый «товарищ Ройзмана». «Иконы забрали и не отдают», — знает здесь каждый прихожанин. «Они арестованы полицией еще в августе, — говорит крепкий и улыбчивый настоятель с добрым взглядом. — Отдавать не хотят, считают, что они должны находиться в музее. Это умно? Это бред не человеческий — сатанинский. Так и напишите».

Настоятель отец Виктор о заявлениях полиции: «Бред сатанинский. Так и напишите»

Ройзман, в отличие от других VIP при храмах, не возглавляет попечительский совет и не является почетным старостой. «Таких понятий здесь нет. Ройзман на службы не ходит, просто «помогает с реставрацией, потому что дружит с батюшкой», — говорят здесь. Еще мэр Екатеринбурга много пишет про храм в ЖЖ, привозил женщин-реабилитанток на молитву, а мужчин — привлекал к реставрации. Сейчас большинство разъехалось, здесь остались лишь единицы.

Реконструкция центральной части иконостаса замерла. То, что полиция изъяла иконы, знает каждый прихожанин

Везде — напоминание о вставшей стройке, даже два нарядных фрагмента иконостаса выглядят пока ширмами для стройки. Например, в одном из темных углов храма, где друг на друга навалены десятки мешков со штукатуркой. А снаружи лежит бесконечное количество досок и ржавых конструкций, за которыми спряталось фортепиано.

В любом уголке храма — напоминание о вставшем ремонте

Другое дело — соседний храм во имя Иконы Казанской Божьей Матери: простой, с досчатым алтарем и советскими коврами на полу, но сложившийся. «Он ближе к староверам, — говорит прихожанка в кислотно-голубом платке. — В советские годы тут ничего не было: купола и крышу сняли, только береза изнутри росла. Но ничего, всем миром быстро обустроили. А другой наш храм уж очень долго зэки восстанавливают. Да, реабилитанты, точнее».

В соседнем храме, во имя Иконы Казанской Божьей Матери, скромный ремонт доделан. Его, говорят местные прихожане, восстанавливали на народные деньги

Когда в правом пределе храма Ройзмана начинается служба, и отец Виктор восклицает «Христос Воскресе!», за спиной басят. Это те самые «зэки». Без них служба не обходится: один, в синем «худи», вместе с двумя десятками бабушек крестится и кланяется, остальные просто стоят. Стройное пение, раздающееся из-за стройки, теперь нарушает лишь звон огарков о медную тарелку (их убирает грузная женщина) и кашель отца Виктора.

Котлы (на заднем плане) в «храме Ройзмана» не топят весной. От чугунного пола быстро замерзаешь

Пару котлов в два человеческих роста в мае уже не топят, и в храме холодно даже в куртке. К середине службы начинаешь завидовать меховой обуви большинства бабушек-прихожанок: пол в храме — из чугунных плит. Пара мужиков не стесняются и выходят покурить. Я — погреться. «Вы — реабилитанты?», — спрашиваю их, пока глаза привыкают к солнцу после полумрака. Мужики отказываются открываться, просто говорят: «С праздником».

Почти никто из реабилитантов «Города без наркотиков» не живет больше при храме. Но на воскресную службу приезжают

18 мая — день иконы Неупиваемая Чаша. Для подопечных Ройзмана она особая — считается, что помогает при алкоголизме и наркомании. Но самые почитаемые иконы здесь другие: у основания иконостаса блестят отреставрированные, Николая Чудотворца и Богородице — обе конца XVIII века. Сразу вспоминается фраза, которую Ройзман выдал накануне, общаясь с посетителями «Невьянской иконы» в «Ночь музеев»: «Мне многие говорят, что иконы должны быть в храме или, наоборот, в музее. А иконы никому ничего не должны».

Несмотря на вечный ремонт, конфликт Ройзмана и полиции, куда оказались втянуты Быньги, прихожане выходят из храма с улыбкой

Между тем прихожане заканчивают причащаться — пьют воду. «С праздником, с причастием», — обнимается стар и млад. Вместе с водой из эмалированного чайника по зябкому храму разливается радость. Кажется, в эти мгновения для людей не существует ни зияющего иконостаса, ни Ройзмана, ни темных историй с иконами и разборками полиции, в которую угодили Быньги. Здесь и сейчас это все играет не большую роль, чем, например, безвкусная клеенка на столе для освященных предметов. «Только ты и Бог, — поучает пышная дама в беретике. — А на стены не смотри. Только ты и Бог».