«Война — грязное дело, но иногда без нее не выжить»

Пятого августа член пермского Молодежного парламента Александр Григоренко был ранен в бою под Луганском. В том же бою погиб его командир и еще один пермяк на той войне — Александр «Мангуст» Стефановский, тело которого доставили и захоронили в Перми 16 августа. В тот же день Григоренко эвакуировали в одну из больниц Ростова-на-Дону, откуда позднее родственники перевезли его в Ярославль. «URA.Ru» удалось связаться с бойцом в палате госпиталя и расспросить о ситуации в ЛНР, отношении с местными жителями и последнем бое. Подробности из первых уст — в интервью нашему агентству.

-Саша, расскажи, какими методами ведется война в Луганске и рядом с ним?

— Есть несколько методов. Первый — это артиллерийская дуэль, когда укры (здесь и далее украинские военные — ред.) обстреливают город, а войска ополчения обстреливают их. Когда я приехал в начале июля, преимущество было у противника, мы им практически не отвечали, сейчас есть некий паритет. При этом мы активно использовали «Грады» для обстрела колонн техники противника вокруг Луганска. Второй — позиционная война в окопах, которая в основном ведется в районе Металлиста (поселок в 10 км от Луганска — прим.). Есть две линии — наши окопы и окопы противника. Соответственно там есть техника, пулеметы и прочее. Третье — это наступательные действия противника. Их группы войск наступают на территории, захватывают их, там идут бои.

— А на территории населенных пунктов боевые действия ведутся?

— В центре Луганска никаких боевых действий не ведется, потому что там нет войск противника, а пригородах — да, в частном секторе.

— Какое количество ополченцев, по твоим оценкам, участвует в боевых действиях со стороны ополченцев и со стороны украинской армии?

— На стороне ополченцев воюет примерно три-четыре тысячи человек и не менее десяти тысяч со стороны противника. Основой армии ополченцев является батальон «Заря», у него вся техника и артиллерия, это больше половины всех войск Луганска. Батальоном его называют условно, это скорее бригада. Есть еще батальон [полевого командира] Лешего и куча мелких отрядов.

— Россия как-то помогает?

— Есть вещи, о которых я не могу говорить. Скажем так: из России приходит оружие и иного вида помощь. Другого ответа я дать не могу. Примерно половина добровольцев приехали из России, но о регулярных войсках речь не идет. Это именно добровольцы.

— А как они попадают на территорию Луганска?

— Добровольцы переходят через границу и по коридору, через Краснодон идут в Луганск.

Организацией этого занимается целый ряд лиц. Не последнюю роль играет «Другая Россия», бывшая НБП.

— Раз уж ты заговорил о «Другой России», каких преимущественно политических взглядов придерживаются ополченцы из России?

— Разных, у кого-то они есть, у кого-то нет, преимущественно патриотические взгляды у людей. Это не националисты, а просто патриоты. Нельзя сказать, что там много политически активных людей. Большинство ополченцев из России — это обычные люди разных профессий, которые приняли решение поехать туда — охранники, полицейские, продавцы, менеджеры.

— Расскажи об отряде, в котором ты воевал.

— Он формировался на моих глазах. Группа из семи человек, которая ехала в Луганск 29 июня, стала основой. Когда мы приехали, из нас создали разведывательное подразделение, там познакомились с [убитым пермским ополченцем Александром Стефановским] Мангустом, который возглавил наш отряд. К началу мы из разведывательного отделения стали ротой, причем особой ротой, у которой была своя бронетехника и артиллерия. У нас были танк, БТР, зенитные орудия.

Несмотря на то, что мы были частью батальона «Заря», наш отряд был достаточно автономным — у нас были свои задачи, которые, по большому счету, мы сами ставили перед собой. Мы держали целый фронт на Камброде (Каменный брод, район Луганска), командующим которого был Стефановский. Нас называли «бешеной ротой». После гибели Мангуста, как я слышал в больнице, объединили наш отряд и отряд спецназовцев в группу «Мангуст», которой теперь командует спецназовец, друг Стефановского.

-Пришлось убивать людей?

— Мне приходилось воевать, а соответственно и стрелять во врагов, которые стреляли в моих товарищей.

-Насколько я знаю, ты был ранен в том же бою, в котором был убит Александр Стефановский. Расскажи, что это был за бой.

— У этого боя были две итерации. Первая прошла еще 3 августа, когда наш отряд поднялся по тревоге, узнав, что в районе Вергунки появились укры. Мы туда направились небольшой разведгруппой, в которую вошли я, Мангуст и еще несколько человек. Мы прибыли на место и обнаружили противника, после чего Мангуст вызвал наших бойцов.

Приехала бронетехника, и мы заняли позиции. Ночь мы переждали, не вступая в столкновения, а утром выяснилось, что украинцы просто сбежали. Мы прошли несколько километров, никого не обнаружили, заняли новые позиции и стали ждать смены, потому что это был не наш район. Смена не пришла, мы снялись с позиции и вернулись в казарму.

Затем на Вергунке почти день была тишина, а пятого августа мы с Мангустом снова поехали на разведку. Мы добрались до поселка, стали двигаться по улице в частном секторе и наткнулись на отряд укров. Мы их немного побили, и они отступили, мы стали их преследовать и вышли к их позициям, где натолкнулись на более плотный огонь. Началась перестрелка, мы заняли оборону в одном доме. Я остался с небольшим отрядом, а Мангуст пошел за подкреплением. Через некоторое время к нам присоединился еще один отряд и прибыл с подмогой Мангуст.

Во время боя приехал наш танк, сделал один выстрел, и у него заклинило орудие. У укров от наших действий уже началась паника, но в этот момент начал стрелять их танк. Я услышал стрельбу, попытался забежать за дом, и меня ранило в колено.

Насколько я знаю, примерно в это же время погиб Мангуст. После этого ребята отступили. Его тело вытащить сразу не смогли, это получилось только через два дня. Вергунку мы тогда оставили.

— Насколько серьезное у тебя ранение? Что говорят врачи?

— Ранение — не очень серьезное, попадание осколка в колено. Сейчас я не могу ходить и, скорее всего, не смогу еще долго. Еще полтора месяца я буду лежать, потом мне нужно будет разрабатывать колено. Чтобы снова научиться ходить, мне придется потратить два-три месяца.

— Собираешься возвращаться в Луганск?

— Все зависит от состояния здоровья. Сейчас я не могу сделать технически.

— Много людей из Луганска уехало? Как мирное население относится к ополченцам?

— По моей информации, из города уехало примерно две трети населения. Остались в основном старики, которые живут в частном секторе. У кого была возможность — все уехали. Мирные жители к ополченцам относятся по-разному, в основном положительно, но они уже устали от войны.

— Российские СМИ рассказывают о зверствах украинской армии. Это соответствует действительности?

— Я был в Металлисте, занятом украми. Местные жители рассказали мне о том, что военные убили выстрелом одного человека на дороге, еще одного застрелили, когда он ехал на велосипеде. Подобных слухов и информации очень много.

— Какова роль пропаганды с обеих сторон?

— Все население Украины зомбировано, это реально заметно. Российские СМИ освещают события более объективно, чем украинские. Украинские СМИ реально перещеголяли наши.

— Малороссия должна стать независимой республикой или, например, войти в состав России?

— Юго-восток должен оставаться независимым, ни на один другой вариант ополченцы не согласятся. Возможно, к октябрю территория Донбасса будет отделена от Украины. Если удастся добиться перемирия, Донбасс станет чем-то вроде Приднестровья или Абхазии.

— Изменилось ли твое отношение к войне?

— Никак не изменилось. Война — грязное и антигуманное дело, но иногда без нее не выжить ни отдельным людям, ни нации. Во все времена есть люди, которые не могут не защищать свой народ. И я горжусь, что оказался среди них. Сам не ожидал такого от себя. Но, видимо, воинский дух был заложен в мои гены.