Анатолий Тарасов: «Проезжаю мимо резиденции — и не ёкает»

Свердловская область запросто принимает иностранных министров, межправительственные форумы и глобальные выставки, а горожане спорят о брендинге Екатеринбурга. Меньше четверти века назад об этом здесь можно было только мечтать. На глазах Анатолия Тарасова прошли главные повороты нашей новейшей истории: открытие Урала, борьба с последним сильным премьером и конец самостоятельности региона. Сегодня он готов рассказать, чем опасна вертикаль власти, как мэрии Екатеринбурга остаться сильной и почему политическая пенсия — это только начало.

Анатолий Тарасов, идеально причесан, в отглаженной сорочке и синей двойке выглядит даже лучше, чем на фото лет десять назад. «Фитнес. Всем рекомендую», — сдержанно улыбается экс-глава администрации губернатора, а теперь — председатель совета директоров треста «Строймеханизация 2». Возраст 67-летней легенды уральской политики выдает лишь охота, о которой Анатолий Григорьевич вспоминает о самых интересных годах своей жизни.

«Вы знаете, Россель никогда не торопился решать вопросы с маху. Это вообще был такой человек... Говорю был, потому что люди меняются и ничего плохого в этом нет»

— Когда Росселя избрали главой администрации области, он не поменял ни одного сорудника исполкома — присматривался. А когда появились рыночные структуры, ввел комитет по земле (министерств тогда не было), управления внешнеэкономических связей и госимущества. И он часто в течение дня нас собирал: «Мужики, есть такое указание. Что будем делать?». Выступает [Василий] Задорожный, потом [Юрий] Осинцев. И после Россель говорит: «Пожалуй, вы правы». А через два часа Татьяна Павловна, его секретарь, снова просит подняться. Вопросов масса, ведь мы стояли у истоков. Но по открытию области у него была своя четкая позиция, — вспоминает Тарасов. — Конечно, одним из самых важных шагов было прибытие сюда Михаила Горбачева. Эдуард Эргартович провез его по самым кричащим точкам, когда бастовали шахтеры в Североуральске, когда ничего не было... И ему удалось убедить Горбачева.

— А как убеждали?

— Показали наш потенциал на примерах. А Горбачев ничего не мог дать в то время — и область открыли. У иностранцев был просто шок. Мне звонит начальник аэропорта, Юрий Петрович Кириллов, и говорит: «Слушай, что делать, к нам прибыл третий секретарь посольства США». — «И что он хочет?» — «Ничего, просто приехал узнать, действительно ли область открыта». Первым мы открыли американское консульство, потом британское, тут же отреагировали венгры. Ну и пошло.

Ничего лишнего: шкаф, два стола и диваны. «Необжитость» офиса Анатолия Тарасова, в котором нас принимают, объясняется тем, что он предназначен для встреч в центре города: «Сам трест „Строймеханизация 2“ находится на Космонавтов, а это проблемное направление»

— Почему такой ажиотаж? Страны хотели застолбить свои дипмиссии в промышленном центре России — пока открыт?

— Возможности сотрудничества с областью были просто сумасшедшие. Они даже не представляли, сколько отсюда можно вытащить выгод, привозя технологии, обмениваясь специалистами. Сейчас кажется обыденным, что у ВСМПО контракты с «Боингом», а ведь когда-то это было в диковинку. А, представляете, открыть таможню в центре России? Мы никогда не мечтали... Это было самое интересное время, когда никто еще ничего не пробовал.

— В 90-е Свердловская область «открылась», а сейчас экономика страны постепенно изолируется, страны обмениваются обоюдными санкциями, сделки с западными партнерами срываются. Любопытно, как вы сейчас видите истории с продовольственными санкциями? На ваших глазах рушится то, что вы строили?

— Экономика все равно свои ударения поставит. Потому что бизнес настроить гораздо сложнее, чем политику. Он создается годами, крепки взаимные связи: договоренности, контракты, товарищеские отношения. Бизнес уже сопротивляется. Сейчас трудно, но не думаю, что это надолго, потому что мир не может быть в стагнации. А Россия, все-таки, огромный рынок для зарубежных фирм.

Воспоминания об открытии Свердловской области миру: «Тетюхин везет с собой ведра из титана — чтобы показать возможности ВСМПО. А я экономлю на протоколе и сам везу два чемодана книжек о Свердловской области»

— Сегодня чиновники успокаивают: период санкций — это толчок для России для импортозамещения. Насколько вы верите в такую позицию?

— Так было всегда. Мы, например, развивали кооперацию между странами СНГ. На самом высоком уровне. Запомнился, например, президент Грузии Эдуард Шеварднадзе. У них был полный развал в стране. Ничего не работало, люди по большей части были на улице, потому что дома холодно. Шевадрнадзе тогда рассказывает про строительство большой газовой трубы. Будто они ее проложат и будут только пить вино и петь песни. Россель все внимательно слушает и тоже начинает презентацию. Говорит, допустим, что мы производим почти 1,5 миллиарда яиц. Шеварднадзе аж привстает: «Сколько-сколько?». А Россель умеет привлечь внимание к области, он еще несколько наших показателей называет. Тогда, говорили коллеги из протокола, Шеварднадзе впервые лично провожал гостей.

— Вы сейчас это вспоминаете, а кто-то до сих пор считает, что министерство внешнеэкономических связей — личное турбюро губернатора. Первое лицо области ездит в загранкомандировки для развлечения, а министр Андрей Соболев ему чуть ли не брюки в командировках гладит.

— Люди, которые так считают, очень далеки от этого. У Соболева — амбиции, хорошая подготовка, понимание вопросов. Он сейчас на месте — больше, чем все его предшественники. При этом ему приходится выполнять роль исполнителя. Очень много уже подписано соглашений, их надо контролировать, участвовать в правительственных комиссиях. Я вижу, как он старается, пытается создать новое движение. Но за годы, на мой взгляд, немного потерялась ведущая роль министерства. Тогда мы были в струе развития области. Получение новых технологий, связей, лицензий — многие вопросы были завязаны на нас. Свердловскую область никто не знал, и нам с губернатором пришлось побывать в 55 странах, чтобы рассказать о ней.

Сегодня ездят небольшими компактными делегациями — человек по пять. А тогда, учитывая все сложности вылетов, мы, как правило, ТУ-154 брали. И каждое место занято. Директора предприятий сами оплачивали билеты. За границей каждому обеспечивался стол, и к ним шли и стояли в очереди. Обратно уезжали вот с такими папками: «Эдуард Эдгардович, в следующий раз, когда поедете, мы с вами». Более того, в самолете губернатор не терял времени — проводил прием. Россель сидит на первом сидении, по графику к нему идут директора предприятий. И у каждого есть вопрос. В общем, люди ехали в командировку, как на работу.

После приема приходишь к полуночи. Записываешь день, чтобы не забыть деталей. После этого надо все погладить, подготовиться к следующему дню. В итоге, на сон остается два часа. Ведь в шесть утра Эдуард Эргартович звонит и говорит, что он пошел прогуляться.

— Тогда минВЭС был напрямую подконтролен губернатору. И это делало ваше министерство особенным.

— Я входил в состав правительства. Но все мои вопросы, за исключением бюджета, действительно находились в ведении губернатора. Конечно, многое мы решали с Алексеем Петровичем [Воробьевым, премьером], но стратегическое направление министерства было за губернатором. Кажется, это и сейчас так?

— Да, министр работает по-прежнему в резиденции.

— Когда мы открывали это здание, губернатор это на сто процентов поддерживал. Он говорил, что министерство ему нужно рядом — чтобы все вопросы решать оперативно.

— Будучи на особых условиях, вы сами выбирали себе кабинет?

— Нет, не так. Тогда в здании было практически три кабинета: губернатора, главы администрации и его зама. Поэтому с прибавлением подразделений было построено еще одно здание.

«Мы принимали каждую неделю по три-четыре делегации. Нам кажется, что эти кокошники и хлеб-соль надоели. А для гостей это экзотика. Не Hyatt же показывать, хоть это и знаковая стройка»

— Сегодня Желтый дом выглядит обыденным, неприметным, местами даже устаревшим. Как вы видели его тогда?

— В 2000 году в одну из поездок губернатор предложил мне стать главой администрации: «Мне нужна структура, которая бы закрывала все вопросы, которые не связаны с функциями правительства. Более того, чтобы это были две примерно паритетные структуры. Я тебе даю полномочия, вперед». Мы сделали в структуре четыре блока. Александр Левин курировал прессу, Анатолий Гайда — внутреннюю политику, Александр Коберниченко — связи с религиозными конфессиями и различными политическими силами, Юрий Пинаев — с муниципалитетами. Так мы закрыли все белые пятна. В структуре у нас получилось 103 человека. С Алексеем Петровичем, так как он распорядитель бюджета, сели, поговорили, согласовали...

— У вас тогда должны быть очень напряженные отношения с Воробьевым.

— Нет, нормальные, рабочие.

— Так вы же ослабили его влияние, по сути.

— Почему? Это же была единая команда, все работали на одного губернатора. Он — выбранное лицо, ответственное. А мы все — нанятые работники, как бы громко ни звучали наши должности. Зачем Воробьев будет сопротивляться? У нас есть поручение губернатора. Но соглашусь, мы сделали структуру, паритетную правительству. Она могла самостоятельно решать вопросы. Да, на уровне низов была конкуренция: «Вот там, в Белом доме». Или, наоборот: «Вот, за речкой...» Но на это обращать внимания не стоит. Это будет всегда.

«Об особенностях региона нужно рассказывать. Мне кажется, много известных людей не делают этого. Поехал на переговоры за границу — возьми проспект об области. Это я называю патриотизмом»

— Спустя 14 лет администрация губернатора — это единственный центр принятия решений. А в Белом доме сидят министры, которые больше представляют собой экспертов. Это правильно?

— Если хотите, я выскажу частное мнение. Я считаю, что это ошибка. Невозможно одному человеку все решать. Особенность Росселя и Воробьева в том, что они делили ответственность. Когда один человек за все отвечает, невольно получается, что его подчиненные не принимают ни одного решения без одобрения губернатора.

— Если спросить Куйвашева, Мишарина и позднего Росселя, почему так получилось, то они кивнут на модель федеральной власти, где тоже все завязано на одном человеке.

— Теория подобия не работает. У федералов так, но у них и задачи другие. Да, инициативу в регионе сдерживает вертикаль. Но этого не должно быть. У нас этого не было. Да, нас жали со всех сторон проверками и комиссиями, но если ты работаешь в рамках правового поля, то это не слишком страшно. А кто лучше меня знает отрасль, если я ей занимаюсь?

Дело в том, что регионы были партнерами федеральных властей. Например, Ельцин встречался не со всеми президентами. А как, допустим, «подъехать» к тому же Акаеву или Шеварднадзе? Через региональных лидеров. Допустим, Россель, имея политический вес, спокойно мог разговаривать с президентами о своем регионе.

Потом пошел обратный процесс: начали вводить очень много федеральных структур на территории области, многие полномочия, которые раньше были у областной власти, ушли опять в центр. Когда я работал главой администрации, в области появилось 56 новых структур буквально за два-три года. Каждый приезжал и говорил: вы нам помещение выделите. Начиная от МВД, прокуратуры... Это наложило свой отпечаток.

«Отвлекаться на один проект опасно, — советует преемникам Тарасов. — Занимаешься, например, Екатеринбургом. А что делать Североуральску, Тагилу, Алапаевску? Ты должен действительно все время находиться над всей обстановкой»

— Вы тоже были в фарватере тех перемен, став вице-премьером — секретарем совета безопасности.

— Мне судьба как-то подыграла, и мне посчастливилось каждый раз на новое место, очень интересное, приходить. Это греет. Четыре года в администрации губернатора пролетели как-то мгновенно. Опять пришлось с самого начала начинать, хоть и с сохранением прежнего кабинета и телефона.

— Вы начали сотрудничать с силовиками в период обострения отношений «города» и «области». У вас были установки, например, добиться обысков у членов команды Чернецкого, «зайти» на муниципальное предприятие?

— Никогда! Это очень важно, чтобы человек работал в рамках своей компетенции. Это работа не наша, а ОБЭП, Следственного управления. Думаете, они не под правовым колпаком? Тут же раскрутят так, что никогда не захочется больше вмешиваться в такие дела. Это очень серьезное дело, никто на это не пойдет, это я вам гарантирую.

Конечно, при мне были противостояния города с областью. Но мы встречались с Чернецким, пытались найти точки соприкосновения. Пока был Чернецкий, Тунгусов был его заместителем. Нормальным заместителем...

Тарасов — не только первый министр «иностранных дел», сильный глава администрации и секретарь совбеза. Закончив карьеру чиновника, он начинал строительство «Екатеринбург-Сити»

— Противостояние развивалось на ваших глазах. Поэтому к вам вопрос: посоветуйте, как быть с отношениями «города» и «области» сегодня?

— А мэрия должна быть сильной. Чернецкий был в курсе любого переулка в городе. А сегодня не так. Потому что, может, власть размазана на мэра и сити-менеджера.

Не может Тунгусов всем руководить — это ерунда. Он хороший менеджер, ничего не могу сказать, но одному не потянуть. Он успешно ведет работу руководителя аппарата: расставляет чиновников, подтягивает депутатов к решению проблем.

— Администрация губернатора при этом тоже меняется. Это уже не четыре равновеликих блока, какой вы ее видели, а, скорее, пиар-машина. Это правильно?

— Я думаю, что администрация должна быть гибкой. Усиливается условный Левин, если мы начинаем предвыборную кампанию. Если пишем программу по мусульманскому направлению, получает ресурс Коберниченко. А вы имели в виду Рыжкова [недавно назначенного главой департамента информполитики]? Саша — хорошее приобретение.

«Пока работаю. У меня двое замечательных внуков — Гриша, в четвертом классе, и Даша пойдет в школу. Они тоже требуют внимания, каких-то средств. Хочется, чтобы все было в порядке»

— Я вижу, за новостями вы следите.

— Естественно. Мне интересно, плюс я вхожу в ряд общественных советов — в Росреестре, МВД, ГУФСИН, Ассоциации юристов. Надо быть в курсе. И по старой привычке — мне приходилось много читать, работать с документами и со студентами. Сегодня в УрГЭУ преподаю.

— Я спрашивал у экс-спикера Облдумы Вячеслава Сурганова, а потом и следующим героям своего проекта буду задавать этот вопрос: легко ли расставаться с властью?

— Я для себя решил: мне исполняется 60 и я ухожу. Потому что 20 лет быть в постоянном напряжении... Отпуск у меня был во время, когда не приезжали делегации — то есть с 20 декабря по 10 января. Я не видел, как дочь выросла, потому что все время в самолетах. У меня вообще никаких проблем не было из-за расставания с властью, как вы говорите. Я ее наполучал выше крыши, пройдя все должности. Я проезжаю мимо резиденции, и даже не екает, понимаете?

— С кем сейчас дружите, с кем встречаетесь?

— Со всеми. Со своими коллегами — министрами, которые были, и с МВД, и с ФСБ...

— А Россель собирает бывших коллег? Кроме дня рождения?

— Тут немного не так. Во-первых, с ним всегда можно повстречаться. Недавно я был у него в кабинете. Позвонил, сказал, чтобы я зашел. Просто так. Узнать, как дела. А со старыми коллегами у нас определено: 13-го января мы всегда встречаемся, разговариваем, по рюмке выпиваем в обязательном порядке. А в течение года, допустим, с Карловым мы встречаемся. Он внука водит в тот же садик, что и мы, мы с ним регулярно видимся. Вот так. С Соболевым как-то виделись, он приглашал, мы с ним беседовали по ряду вопросов. В общем, жизнь идет.