«Столетний президент России? Все возможно»

22 апреля в Госдуме появится новый депутат от Свердловской области — сопредседатель регионального штаба ОНФ Лариса Фечина. Она дала первое интервью «URA.Ru» в новом статусе: почему детский врач опередил двух бизнесменов и товарища губернатора, возглавит ли обладательница мандата Игоря Баринова «ЕР», как на ее работу повлиял арест Олега Кинева и откуда все-таки взялись бочки с эмбрионами, найденные на тагильской трассе.

— Лариса Геннадьевна, почему вы перестали носить шаль, которую вам подарил президент?

— А я ее ношу, но только при особых обстоятельствах. Я вообще очень люблю женственные аксессуары, но всему — время и место. Работая врачом в больнице, сильно кистями не помашешь. А в домашней обстановке и в кругу друзей люблю принарядиться.

— В «путинской шали» поедете на первое заседание Госдумы?

— Посмотрим. Пусть это останется загадкой. Буквально полчаса назад [разговор проходил 13 апреля, в обед] звонили из Москвы — ждут в Центральной избирательной комиссии. В выходные я поговорила с руководителем исполкома Общероссийского народного фронта Алексеем Анисимовым и секретарем генсовета «Единой России» Сергеем Неверовым. Их совместное решение — выдвинуть меня в Госдуму. Задача поставлена — будем исполнять.

— Гордуму покинете уже на завтрашнем заседании? Вы написали заявление?

— Написала и даже зарегистрировала. Завтра будет последний день моей работы в гордуме. Я с волнением, конечно, ожидаю этого события. За время моей работы здесь было немало интересных событий. Например, в 2013 году мы убеждали депутатов Заксобрания выделить средства на открытие детской поликлиники в Академическом. Рождаемость в этом районе высокая: там живут молодые семьи. Подумали о строительстве школ, детских садов, но забыли о поликлинике. А недавно на ее открытии мы с губернатором вспоминали, как я терзала исполнительную власть. В ОНФ и Думу хлынул целый поток обращений от молодых родителей.

Все это стало возможным именно потому, что наш лидер Владимир Владимирович Путин почувствовал необходимость поддерживать диалог между простыми людьми и властью. Через три рукопожатия дотянуться до Путина — не просто красивые слова, а на самом деле то, что с нами и происходит. Вчера ты был простым врачом-онкологом, а сегодня имеешь возможность расширить горизонты и работать уже на уровне Госдумы.

— Бытует мнение, что к новому созыву в Госдуме вы еще возглавите свердловское отделение «Единой России», вступите в партию. Предложение звучит так: Лариса Фечина будет связующим звеном коалиции ОНФ и «ЕР».

— Полагаю, что это мнение высказано очень преждевременно. Сегодня я вижу большие преимущества в том, что ОНФ — движение, а «ЕР» — политическая партия. Обе эти партнерские организации созданы нашим лидером, Владимиром Путиным. Вы видите, что повестка «ЕР» все больше затрагивает беспартийных людей. Мне кажется, что на этом стыке очень важно и остановиться.

Партия выстраивает очень жесткую вертикаль, а в ОНФ мы собираем нужды людей снизу. Такое сотрудничество, может быть, и приведет к укрупнению, но пока, на сегодня, у нас такой статус кво.

— Место сопредседателя ОНФ вы за собой оставите?

— У нас есть такой пример. Депутат Госдумы Валерий Якушев тоже является сопредседателем ОНФ. Я уверена: мне хватит собственных ресурсов для того, чтобы оставаться в работе. А иначе в чем смысл? Смысл в том, чтобы собрать проблемы «снизу», выявить системные просчеты и решить их на уровне Госдумы.

— С ОДКБ № 1 вы продолжите сотрудничать?

— Сегодня я прощалась с коллегами. И в очередной раз убедилась в нашей взаимной любви, увидев слезы на глазах у своих докторов. И я поняла, что не зря 30 лет работала в этом центре. Я, безусловно, не оставлю его без внимания, это моя профессиональная родина. Я состоялась там как специалист, как врач. У меня отличная команда — люди, которые посвящают себя больным детям. Не мздоимцы, не лжецы — великолепные профессионалы. Я уверена, что наш контакт не ослабнет.

— Спор о том, кто должен управлять здравоохранением Екатеринбурга — администрация города или областные власти, продолжается много лет. Ваше мнение по этому вопросу?

— Моя принципиальная позиция сотоит в том, что городское управление здравоохранения неплохо справляется со своими задачами. В областной медицине еще нужно работать над теми вопросами, решение которых удаётся городу. Проблемы, как с Малым Истоком, существуют, и о них я открыто говорю. Мы же профессионалы, мы должны уметь забыть о личных интересах, выдвинуть на первый план здоровый прагматизм. Здравоохранение должно быть организовано так, чтобы было комфортно нашим людям. Амбиции при этом вторичны.

— Вы действительно очень значимы для региона как профессионал. Вы не считаете, что вам важнее быть здесь, чем в Москве?

— Я могу присутствовать и там, и здесь: любой депутат Госдумы работает в своем регионе в ежемесячном режиме. Детский онкоцентр уже функционирует. Но для того, чтобы он работал и дальше, нужно сделать так, чтобы сохранить его в непростое время, чтобы технологии могли развиваться и дальше. Это задача федерального уровня.

Что касается комиссии в гордуме, я переживала, что полгода было упущено, когда арестовали Кинева [Олега, главу комиссии, сознавшегося в убийстве пенсионерки]. Надеюсь, мои коллеги больше не собьются с пути. На последнем заседании мы рассматривали вопрос о сохранении поликлинического филиала в Малом Истоке. Это тоже повестка ОНФ. Как у председателя комиссии у меня есть инструмент, чтобы использовать его на другом уровне.

— Какой пост был для вас важнее — сопредседателя свердловского штаба ОНФ или депутата гордумы?

— И тот, и другой. Народный фронт поднимает вопросы, которые порой откладываются в долгий ящик в Думе, замалчиваются. В ОНФ мы участвуем, исходя из гражданской позиции. Да, я врач, но если нынешняя оптимизация здравоохранения доставляет неудобства людям, я этот процесс остановлю и публично подниму соответствующий вопрос. Может быть, не стоит дальше углублять процесс разрыва между обществом и медиками? Например, присоединив Малый Исток к Екатеринбургу, сделали ли мы лучше? Сейчас в Малом Истоке закрываются детский и взрослый поликлинические приемы шаговой доступности, а также аптечный пункт, где обслуживались льготники по бесплатным рецептам.

Вы понимаете, все должно происходить по-человечески. В ОНФ мы с людьми не казенным языком разговариваем, не по чиновничьим меркам — мы доходим до самой глубины каждой проблемы.

— А вы не ожидаете, что в Госдуме тоже будут замалчиваться «неудобные» вопросы?

— Я допускаю, что там могут быть какие-то внутренние договоренности. Но у меня есть своя принципиальная гражданская позиция. Есть опыт работы в городской Думе. Я знаю: когда ты живешь по принципам совести, то тебя в итоге начинают уважать все. С каждым днем принципиальных профессионалов, как мне кажется, в законодательной власти становится все больше.

— Я читал материалы исследования фонда Бадовского на тему того, что ядро Госдумы будущего созыва составят общественники и профессионалы своего дела — учителя, врачи. Вы чувствуете, что запускаете тренд?

— У меня есть большая надежда, что мы сможем поработать с коллективом единомышленников и будем честными к людям. На самом деле я в этой жизни ничего не боюсь. Я это говорю и чиновникам, и вам сейчас. Как врач, я понимаю, что самое главное — это сама жизнь и здоровье людей, все остальное вторично. Какая у тебя будет карьера, какие погоны на тебя наденут — не имеет глобального значения.

— Чего вообще бояться таким специалистам? Единственная тема, которая может вызывать вопросы к вам, это Институт клеточных технологий...

— Да, были статьи про заготовку Институтом эмбрионов. Но мы занимаемся другим — сохранением жизни наших пациентов. Для того, чтобы вылечить тяжело больного ребенка со злокачественным заболеванием крови, ему нужно провести пересадку костного мозга. Чтобы клетки прижились, дали правильный противоопухолевый эффект, да еще и поборолись с реакцией отторжения, нужно использовать специальные, очень тонкие методики обработки и подготовки клеточного материала. Этим и занимается институт.

Какой-то мерзавец вывез выбросил на полигон бочки с эмбрионами. Скорее всего, это были младенцы, погибшие в ближайшее время после родов либо появившиеся в результате неудачно разрешившихся беременностей. Поскольку фактов для расследования не хватало, начали придумывать небылицы.

Люди еще очень мало знают о трансплантации органов, они еще боятся поднимать эту тему. Например, попал человек в автокатастрофу, его мозг погиб, а органы здоровы и живы. Ну почему мы не можем говорить о том, что в таком случае можно спасти жизнь нескольким обреченным детям или взрослым с помощью трансплантации?

— А такие операции в России законны?

— Законодательство по трансплантации сейчас усиленно дорабатывается. Об этом всегда говорит наш коллега по ОНФ — доверенное лицо президента Сергей Готье [директор Института трансплантологии и искусственных органов им. Шумакова].

— И вы тоже будете лоббировать этот вопрос?

— Я уверена в том, что мы с ним пообщаемся на законодательной площадке. Люди, во-первых, должны больше знать, во-вторых, не должны бояться несанкционированных действий медиков, и, в-третьих, мы должны быть более гуманными по отношению друг к другу.

— Говорят, что Институт клеточных технологий занимается еще продлением жизни. Так ли это?

— В лаборатории мы разрабатываем технологии по лечению детского рака. Действительно, есть и антивозрастная лаборатория. Я не профессионал в этих вопросах, поэтому не могу говорить о деталях данной работы. Но дело очень полезное: важно, чтобы и в преклонном возрасте человек не был физически немощным, был в здравом уме и памяти.

— Есть много историй, что в связи с этим институту помогают бизнесмены и политики. Действительно, скоро ли Россия может иметь столетнего президента?

— Есть и такое. Но нашему обществу пора привыкать к тому, что в современной России не деньги решают все. Мое избрание в Госдуму является примером этого. Я не заплатила ни копейки, несмотря на рассказы журналистов о стоимости места в Госдуме — 7 миллионов долларов. Мне данная проблема не знакома.