«Все было подпольно — под носом у спецслужб»

Воспоминаниями о том, что происходило в Донецке и Луганске год назад, с «URA.Ru» поделились участники народного голосования. Во время командировок в Донбасс мне доводилось встречаться с людьми, которые были не просто свидетелями — организаторами событий, происходивших там год назад. Жители юго-востока Украины вспоминают и митинги, и столкновения с милицией и «Беркутом», и захваты протестующими главных административных зданий. Но, безусловно, одним из главных моментов истории стал референдум о независимости республик — жители регионов открыто выступили против киевского Майдана.

Воодушевленные крымской весной, дончане и луганчане рассчитывали, что у них пройдет референдум «о присоединении к России», но политическая международная ситуация внесла свои коррективы. В результате жители ЛНР и ДНР проголосовали за «самостоятельность» своих республик. «Референдум проходил под разрывы снарядов с той стороны, но люди шли и голосовали, — вспоминает сегодня министр обороны ДНР Владимир Кононов. — Никто никого не заставлял, но такого голосования я не помню со времен Советского Союза. Этот выбор был сделан и умом, и сердцем».

«Украинское ТВ рассказывало, как нас тут Россия выводила колоннами! — вспоминает Сергей, предприниматель из Донецка, один из активистов по проведению референдума в ДНР (фамилию бизнесмен просит не называть: его родственники до сих пор живут на подконтрольной украинским силовикам территории). — На самом деле поначалу организации никакой не было — даже громкоговорителей. Но постепенно от митинга к митингу все нарастало. Первого мая была сперва мирная фаза, потом пошла колонна на прокуратуру, и там противостояние было уже жесткое: и гранаты световые, и другое оружие. У меня сохранились кадры, где в нас целятся из травматической винтовки и журналисты пригибаются — только камеры выставили наверх».

По мнению Сергея, отделение Донбасса от Украины и последовавшие за этим военные действия начались не потому, что «кто-то все организовал», а потому что народ Юго-Востока не принял Майдан. «Во всех городах были евромайданы, у нас их не было, — вспоминает предприниматель. — Пару раз собирались 5-10 человек, стояли, как идиоты, все проходили мимо них и плевались. В конце апреля у них планировался тур Харьков — Донецк — Одесса. В Харькове у них получилось, в Одессе все знают, как получилось, а в Донецке не вышло: приехали два автобуса с „Правым сектором“, но на улице Артема его представителям набили морды. Спасибо и нашей донецкой милиции — она тоже помогла. Но милиция сама ничего бы не сделала, если бы люди не пришли. Донецк не позволил этим уродам наводить здесь свои порядки». (В распоряжении редакции «URA.Ru» имеется видео о том, как жители Донецка прогоняют из города активистов «Правого сектора» (организации, которая в России признана экстремистской и запрещена). Поскольку съемка содержит нецензурную лексику, мы не можем ее опубликовать на нашем сайте, посмотреть видео можно здесь).

К тому моменту украинские войска уже вошли на территорию Донецкой и Луганской областей. Правда, полномасштабных военных действий тогда еще не велось, но столкновения между военными и теми, кто впоследствии стал ополчением, уже происходили. «В Краматорск зашла Днепропетровская десантная бригада — её остановили, разоружили, „Нону“ эту знаменитую забрали, я звонил туда своим друзьям — они мне все это рассказывали. Люди валили деревья, разворачивали автобусы, безоружные не пускали в город вооруженных военных — просто цепью становились и не пускали. Вот в этом отличие Донбасса от других областей Украины. Нигде ведь такого не было — в Донецкой и Луганской областях это случилось».

Сергей вспоминает, что еще за пару недель до референдума сами активисты не предполагали, каков будет результат и даже не были уверены, что все состоится. Но на ход истории резко повлияли события начала мая. «Сначала случилось 2 мая в Одессе, — говорит активист донецкого референдума. — 9 мая у нас был шикарный праздник, а потом мы узнали, что произошло в Мариуполе. Вот эти два события резко всколыхнули людей. Референдум прошел на ура не только в Донецке, но и в том же Мариуполе — там было открыто всего несколько пунктов и люди стояли часами, чтобы проголосовать. То же самое — в Краматорске. Мы никогда такого не видели! Мы все испытали шок, мы не верили своим глазам. Люди еще вчера не знали, что и как, а тут вдруг пришли, тысячами стояли в этих очередях от мала до велика и дружно голосовали.

О том, как проходил референдум в Луганске, вспомнила Виктория Вилитенко, одна из его организаторов, член луганского центризбиркома. Воспитательница детского сада по профессии, она и предположить не могла, что когда-нибудь вдруг окажется «у руля истории». «У меня друг был в «Беркуте». Когда он вернулся из Киева с ожогами 30 процентов тела, я и начала задумываться о том, что происходит, — рассказывает Вика. — Стали вместе с мужем каждую субботу и воскресенье ходить на площадь. Присутствовала и на взятии областной администрации в марте, когда сняли украинский флаг и подняли российский. Помню и нападение на палатки «Молодой гвардии», когда приехал Ляшко, когда избили и посадили [депутата «Партии регионов] Клинчаева.

— Когда было самое жесткое столкновение?

— 6 апреля, когда мы захватили здание СБУ (Служба безопасности Ураины, — прм. ред.). Мы кидали в милицию яйцами, нас травили газом, поливали водой. Народу на площади было несколько тысяч человек. Стояла уже выстроенная колонна Мозгового, были казаки, вэдэвэшники, морфлот. В самом здании тоже было много людей: милиция, ОМОН, военные. Против нас были все, тот же самый «Беркут», как это ни печально. После трех часов столкновений мы смогли попасть в здание, но не через главный вход, а сверху, с крыши залезли. Но люди шли уже напролом, там уже ничего не могло их остановить. С того момента я стала ходить на площадь каждый день: приходила домой, готовила кушать и несла еду ребятам, разносила чай-кофе по постам.

Когда сказали, что будет референдум, я решила попроситься на какой-нибудь избирательный участок. Пришла в наш «Белый дом», зашла в комнату — а там сидят три человека с во-о-от такими глазами! — никто не знал, как это все делать. А я дошкольный работник, привыкла все рисовать, чтобы детям было понятно. И предложила — давайте начертим схему, чтобы на ней были видны все наши районы и города, и будем вписывать туда всех, кто готов там проводить референдум. Когда брали СБУ, люди оставляли свои координаты — мы прозванивали эти списки и спрашивали: «Вы готовы провести референдум в своем районе?» Нашли первых трех человек — дальше пошло-поехало. Постепенно выстроили всю сетку.

— Трудно было организовывать референдум?

— Семья меня не видела вообще. Я отпросилась с работы — использовала свой отпуск по учебе. В шесть утра приезжала в штаб, часа в 2-3 ночи уезжала оттуда. Было очень тяжело, потому что все держалось на простых людях. Самыми проблемными были Меловое, Троицк и Белокуракино: там на тот момент уже стояла нацгвардия. Помню День Победы, который я просидела в этой комнатке, а весь народ гулял. Муж позвонил и спел мне «День Победы» в трубку. Мы теряли голос, я не могла разговаривать — настолько большая была голосовая нагрузка.

И вот пришел день референдума. Мы все на нервах. Через два часа появилось первое сообщение о том, что танки пошли на поселок Счастье. Но больше всего мы переживали за Меловое. Дня за три до этого к нам пришли трое мужчин, говорят: «Мы готовы провести референдум в Меловском районе». Это были ополченцы, которые брали СБУ. Они переоделись в строительные робы, положили бюллетени в сварочный аппарат и отправились туда. По пути сменили три машины, чтобы их не засекли. А в это время нам бабушки звонили из того района: «Где ваши мальчики, нам же коров доить!» В райцентре, на перекрестках, их ждали хлопцы на бричках, на велосипедах, на мопедах — они разобрали эти бюллетени и разъехались по району. Все это подпольно — под носом у нацгвардии.

— В каких-нибудь населенных пунктах референдум сорвался?

— Белокуракинский район — единственный, где референдум не состоялся: ребята наши туда поехали, но попали под обстрел. Сергея, который должен был стоять у палатки, ранило. Официально референдум там не состоялся, но бабушки в Белокуракино умудрились найти в этом населённом пункте электронную почту, написали список, кто голосует «за», кто «против», отсканировали его и отправили нам по электронке.

После обеда начали поступать сведения о том, что народ массово пришел на референдум, везде огромные очереди. Райгородка, станица Луганская, Счастье и Петровка голосовали только полдня, потому что туда уже зашли танки. Там была такая женщина, Света, она эти бюллетени с «голосами» спрятала за пазуху и привезла в Луганск. Приехала в истерике — мы тут же налили ей фронтовые 100 граммов и принялись вытаскивать бюллетени из ее одежды. А она мне говорит: «Вика, а компьютер-то наш мы в лесу закопали!» На следующий день мы все это считали. Устали дико, но к вечеру сумели подсчитать примерный процент проголосовавших за независимость — 96,2.

— Все, кто организовывал референдум, рисковали?

— Если бы кто-то попался нацгвардии или СБУ — тут же задержали бы и отправили за решетку. Уже шли военные действия в Славянске, украинские танки стояли в Меловом, в Троицке и Сватово.

— Теоретически они могли зайти, чтобы не дать провести референдум?

— Могли, но, видимо, не было команды. К тому же на их дороге уже стояли наши блокпосты. Они были даже в центре Луганска. Но сильного и хорошо организованного ополчения на тот момент в городее еще не было — украинским войскам никто не смог бы противостоять.

— Украина знала, что будет референдум? Могла не дать его провести?

— Думаю, этому не придали значения: были уверены, что ничего дальше этого не пойдет. Ведь по законодательству страны и по всем международным конвенциям референдум ничего не давал.

— А как же учение Ленина о праве наций на самоопределение?

— Вот мы им и воспользовались: это была настоящая демонстрация воли народа — чего мы хотим.

— Но зато это повлекло военные действия!

— Их начала Украина. Она запросто могла не допустить референдума в Донбассе, но не сделала этого: украинские власти были заинтересованы в развязывании войны. Первые военные действия начались 2 июня, после авианалета на Луганск — тогда погиб наш член избиркома Володя, который вместе с нами организовывал референдум. Я, кстати, тоже была там, на работе, но пошла купить воды — и эти десять минут спасли мне жизнь. 15 июня начали бомбить станицу Луганскую, а где-то недели через две начались полномасштабные военные действия. Украинская армия уже шла, шла жестко, но ей уже противостояло ополчение. Техники у нас поначалу не было вообще никакой, первые танки и БМП были «отжаты» у пьяной нацгвардии. Я лично видела три танка, которые «наши» сперли в поселке Счастье.

— Были ли в Луганске люди, голосовавшие против самостоятельности Донбасса?

— Симпатизирующих Украине было немного, но до авианалета. Сейчас приверженцев Украины 0,5 процента — их практически не осталось. Все, кто был за Украину, уехали. Вся луганская элита сейчас обосновалась в Северодонецке. Но я могу сказать, что на территории бывшей Луганской области, где сейчас стоят украинские военные, люди ждут, когда ополченцы придут и их освободят. Я это знаю по цифрам. Процентов 80 людей там — тоже за независимость.