Николай Сандаков: "Я сильно изменил свое представление о людях, сидящих в тюрьмах "

Как коротает время в камере челябинского СИЗО высокопоставленный чиновник, обвиняемый в получении взятки? Когда вице-губернатор Николай Сандаков понял, что за ним придут? О чем думает сейчас, спустя почти полгода после ареста? Какие люди его окружают? Некогда один из самых влиятельных руководителей области дал «URA.Ru» развернутое интервью прямо из камеры.

— Настолько сильно изменили вас эти несколько месяцев, пока вы находитесь в СИЗО?

— Я сильно изменился. Внутренне. Для меня СИЗО оказался некой пещерой Платона. Не скажу, что только заключение под стражу стало детонатором психологического и физиологического изменениий. Я, например, курить и употреблять алкоголь совсем перестал еще летом 2014 года, занялся спортом и восстановлением здоровья тогда же. Но здесь появилось время реализовывать задуманные ранее изменения. Ну, и атмосфера тюрьмы — это, конечно, ни с чем не сравнимо: не попав сюда, её очень трудно понять.

Я стал по-другому относиться к греху. И это, пожалуй, самое важное. Первое, что сделал, попросил у семьи прощения за все: за обиды, которые накопил, за плохие поступки, которые совершал по отношению к жене и близким. Вспомнил все свои плохие поступки и людей, которых обидел — заслуженно или нет. Теперь я считаю, что нет ничего такого, что может одного человека заставить обидеть другого. Я презираю ложь, перестал ругаться матом (был грех). Стараюсь понять и простить людей. Даже тех, которых простить достаточно трудно.

— Вы имеете в виду бывшего сити-менеджера Озерска Евгения Тарасова, который дал на вас показания?

— Тарасова того же, например. Я знаю, что на его месте меня оговорил бы каждый (если не каждый, то 90 процентов людей). Ему пообещали свободу, он хотел к сыну, он болел. Я практически простил его. Я стараюсь понять и сотрудников, занимающихся, мягко говоря, не очень объективным расследованием моего дела. К сожалению, правосудие устроено чуть по-другому, чем написано в патриотических книжках или показано в модных сериалах.

Теперь я знаю, что такое в реальности «независимый суд», «объективное расследование», «методы расследования». Я даже не столько про себя: со мной хотя бы не допускали беспредела (спасибо вниманию СМИ) и разговаривают на «вы». А что творится с другими людьми?! Ломают жизни, выслуживаясь перед начальством и зарабатывая звездочки. Подлости прикрывают словами «система так устроена», а осознавая аморальность того, что делают, прикрываются фразой: «Богу богово, кесарю кесарево»

— Говорят, вы задолго до задержания допускали мысль, что следователи вами заинтересуются. Получилось морально подготовиться к аресту?

— Я допускал, что за мной придут и наденут наручники примерно за год до того, как это все состоялось. Но когда ты знаешь, что не виновен, всегда остается чувство, что люди разберутся, все образуется. Не могут же вот так просто, по надуманным обвинениям, больного человека, у которого есть прямой интерес оговора, взять и отправить в тюрьму. За пару месяцев до ареста я понял, что могут. Очень переживал за семью — за жену, за детей, особенно за маму. Хорошо хоть я за месяц до ареста посидел с ней, поговорил, сказал, что не всем нравится моя самостоятельность и ориентация в работе только на губернатора и интересы региона, что меня могут привлечь по надуманному обвинению и даже арестовать. У мамы больное сердце с детства, но мне удалось ее успокоить. Потом переживал за быт семьи… Когда в этом смысле все организовалось (спасибо друзьям и родственникам), то стало намного спокойней.

— У «политического» вице-губернатора большого региона день был расписан поминутно. К тому же вы по натуре деятельный человек. И вдруг уклад жизни резко меняется, у вас появляется много свободного времени. Чем оно заполнено сейчас?

— Вы будете удивлены, но времени свободного практически нет. Я занимаюсь спортом — разработал собственную программу по борьбе с лишним весом и для здоровья спины. Похудел за четыре месяца на 10 килограммов, прошли боли в спине. Много читаю. Из последнего, что впечатлило, — «Камо Грядеши» Генриха Сенкевича. Перечитал Ремарка, много исторических повестей и романов. Понравился «Шантарам» Грегори Робертса.

Долгое время мечтал прочитать Библию. Сейчас уже по второму кругу, но более детально вчитываюсь в Новый Завет (Ветхий Завет дался очень тяжело, но я осилил). Вообще стараюсь познать Господа. Изучаю экономику и совершенствуюсь в управлении (изучаю Ицхака Адизеса). Плюс — много работаю с адвокатами по делу, выписываю и читаю газеты и журналы, слежу за новостями по телевидению. Быт опять же надо самостоятельно устраивать: готовлю еду, стираю почти каждый день (спортивная форма и прочее). Много думаю. Так время и проходит…

— Ну, и допросы, наверное. Как вам люди, которые с вами работают? Помнится, у ваших адвокатов были претензии к следователю…

— За это время я увидел почти весь спектр людей в погонах (а также в мантиях). От профессионалов, уважающих человеческое достоинство, до морально обремененных лишь «системной совестью», когда те или иные поступки, выходящие за его представление о морали, человек оправдывает принятыми системными установками и приказами облеченных властью закомплексованных трусов, главная задача которых — сломить твой дух без оглядки на закон, на вину, на совесть. Эти «вторые», кстати, как правило, еще очень болезненно, истерично и мстительно реагируют на желание человека защищаться, добиться справедливости, апеллировать к правде.

— Вы испытываете чувство ненависти к ним?

— Я искренне верю, что даже законченные негодяи имеют шанс измениться. Не хочу никого судить, поэтому пусть читатели сами поставят оценки некоторым встречавшимся мне персонажам из числа судейских, следователей, оперативников, контролеров и полицейских, а я лишь сформирую наводящие вопросы.

К какой категории отнести человека, если положительной оценкой своей работы он считает количество обвинительных, а не справедливых приговоров? Если, несмотря на утверждение о моей виновности, ее очевидности и доказанности, пытается получить признательные показания, оказывая психологическое давление на меня через больную маму, проводя неоправданные ничем обыски и допросы. Если действует через жену и детей, устраивая слежки, прослушки, пытаясь лишить семью источников дохода, при этом сообщая мне, что скоро у семьи денег не будет даже на сушки — если я не оговорю себя.

Может ли профессионал предлагать освобождение из тюрьмы сразу после дачи не соответствующих действительности показаний против себя самого и других людей? К сожалению, в руках этих людей «как инструменты» Ленинский районный суд города Екатеринбурга и часть сотрудников ФСИН.

Кстати, знаете, во скольких ходатайствах Ленинским районным судом было отказано Челябинскому следственному управлению СК РФ, расследующему мое дело, за все время нахождения следователей на подведомственной суду территории? По нашей информации — ни в одном!!! Представляете? А ведь, помимо меня, это судьбы десятков людей, отданных на откуп следователя «независимым» Ленинским судом. Следователи, кстати, не стесняясь, в перерывах судебного заседания «разъясняют» механизм привлечения федерального судьи к уголовной ответственности «в случае чего». Запомнился один конвойный (не буду его подробно описывать, чтобы не подставлять), который, видя, как я готовлюсь к судебному заседанию по мере пресечения, добродушно и участливо посмотрел на меня и сказал, что меня все равно арестуют: в этом суде этим следователям никогда не отказывают…

— По словам ваших близких, именно этапирование в Екатеринбург на заседания суда было самым трудным испытанием для вас…

— С бытовой точки зрения, да. Этакий воспитательный этап в Екатеринбург по трем изоляторам. С камерами без элементарных человеческих условий, где на одно место по 12 человек. Сидеть не всем есть место — не то что спать. Многие больны гепатитом, туберкулезом, ВИЧ-инфицированы. Камеры без стекла, но при этом с ужасной влажностью из-за огромного количества народа. «Привратки» (помещения-накопители) и душевые, в которых стоит ужасный смрад. Полы по щиколотку в человеческих экскрементах. Крысы, мыши, клопы. Кусали вас когда-нибудь клопы? Такая «прелесть» — как говорится, special for me: фактически мне прямо об этом объявили…

— То есть подразумевалась и некая альтернатива?

— Более сговорчивые «преступники» ездят спецконвоем, в других условиях. Но бытовыми условиями меня запугать достаточно трудно. В юности мне и голодать приходилось. До начала 2000-х годов я жил очень бедно и всегда нуждался. Люди, расследующие мое дело, жили, наверно, чуть по-другому, биографию мою не изучили, а ментально (с их точки зрения) они думают, что мне очень большое испытание устроили. Но меня это только закалило! И, знаете, я их всех стараюсь простить. Пока не могу понять, но прощаю. Человек слаб. Но Бог помогает нам и им поможет. За себя-то я их простил уже точно.

— Вы искренни, когда говорите, что всех простили?

— Стараюсь, но не могу пока простить все трудности, которые создали для семьи. За семью я значительно больше переживаю, чем за себя. Дочь ЕГЭ сдавала в стрессовом состоянии после моего ареста. Сыновей пришлось переводить в другую школу («добрые» дети тыкают пальцем за «папу-взяточника»). Мама заболела, уже четвертый месяц ставит уколы. Жена все время плачет, похудела на 10 килограммов. На работе у нее несколько месяцев копаются, пытаются что-то найти, чтобы на меня надавить…

Все это очень подло. Ну да Бог им судья. Я буду стараться их простить. В целом они неплохие люди, но просто другие ценности у них. Кстати, про ментальность. Мне в одной из камер попался один нормальный человек — «психолог» с большим стажем отбытия наказания. Так вот он мне сказал: «Они тебя никогда не поймут, потому что у них в голове никогда не уложится, как человек мог брать и не брал. Они бы точно взяли».

— А кстати, люди, которые с вами сидят, какие они?

— Я сильно изменил свое представление о людях, сидящих в тюрьмах. Они разные. Но много нормальных, вполне обычных людей, которых обстановка сделала менее требовательными к жизни, более терпимыми к окружающим. Я практически не видел скандалов. Все стараются уживаться, как-то друг другу уступать. Наверное, по-другому и быть не может, когда надо спать в четыре смены.

— Правильно ли понимать, что все эти бытовые тяготы — всего лишь приложение к тому, что называется «лишение свободы»?

— Лишение свободы — это одно из самых тяжелых человеческих страданий. Даже если ты сидишь в достойных условиях. Страдания — это всегда испытание человеческой воли, человечности вообще, любви к людям и Богу.

— В частных разговорах приходится слышать такое мнение: не слишком ли категоричен Сандаков, настаивающий на полной своей невиновности? Многие арестованные чиновники (и не только) идут на сделку со следствием, чтобы облегчить себе условия содержания или даже быстрее обрести свободу… Вы не думали о таком компромиссе?

— Ответ на этот вопрос очень прост и очень сложен одновременно. Я не виновен! И свою совесть даже на свободу не променяю! У меня растут дети, которые знают, что папа не виновен, и что папа никогда не сделает подлости другим людям, не оговорит их, даже если за отказ от подлости придется заплатить высокую цену свободы. Даже страх перед сфабрикованным суровым приговором не заставит меня оговорить себя или других людей, идя на сделку со следствием и собственной совестью. Все же знают, в чем истинная причина моего ареста!

— Возможно, не все…

— Мне кажется, у следствия есть проблемы с доказательной базой по делу Цыбко и сбору негативной информации по некоторым действующим и бывшим руководителям региона, и поэтому им нужен «тяжелый» обвиняемый — свидетель, чтобы через меня вменить Константину коррупционное преступление и собрать материал на других людей.

— Что бы вы хотели передать тем людям на свободе, которые вас знают?

— Спасибо всем, кто помогает и поддерживает мою семью в эту трудную для нас минуту. Не могу здесь рассказать подробности, но я все знаю. Знаю, кто и как помогает. Спасибо вам, друзья, за вашу искренность и смелость. Еще хочу обратиться к тем, кто в силу разных причин не смог помочь и поддержать даже в небольших просьбах. Я вас ни в чем не виню, понимаю, что, наверное, вы не могли поступить иначе.

Еще хочу сказать некоторым своим коллегам и представителям определённых СМИ. Друзья, надеюсь, что, размещая и отрабатывая заказы по моей дискредитации, вы действуете под давлением силы и нужды. Верю, что это не является вашей гражданской позицией. И еще, пожалуйста, не расстраивайте мою маму и жену: я не употребляю алкоголь вообще и, соответственно, не мог принимать участие в попойках и гулянках. Это ложь. Я никогда не брал взятки, презираю взяточников и коррупционеров. Всегда считал, что человек с головой и элементарной совестью не может брать взятки и запускать руку в бюджет. Поэтому обещаю сознаться в чем угодно, если предъявите мне хоть одного человека, который докажет, что я взял у него взятку или откат (предложений-то было много!) за все время работы во власти с 2001 года. Тарасова не предлагать… Храни вас всех Господь!