Степашин: «Для него слово „закон“ — не пустой звук»

Депутат Госдумы Павел Крашенников — один из лидеров голосования в большом образовательном проекте «Знаменитые Уральцы». Несмотря на молодость, он уже живой классик российской юриспруденции. Как Крашенинников попал в правительство, чем ему обязана КПРФ, как восстанавливали законность в Чечне и что такое настоящий уральский характер — в интервью «URA.Ru» c бывшим председателем правительства России Сергем Степашиным.

— Сергей Вадимович, вы помните, как познакомились с Павлом Крашенинниковым? Чем молодой выпускник вуза обратил на себя ваше внимание?

— В далеком 90-м году Верховный Совет после распада Советского Союза готовил, по сути, всю законодательную базу, а затем уже в 1993 году — и новую Конституцию. Павел тогда работал экспертом-специалистом и помогал моему комитету по обороне и безопасности, который готовил всю военную доктрину новой России.

Тогда Верховный Совет и парламент сами писали законы. Сейчас ситуация несколько иная: в основном, это делает правительство, а законодатели уже рассматривают предложения министров.

Это знакомство мне здорово помогло уже в 1997 году, когда я стал министром юстиции. Сразу вспомнил про Павла, даже попросил его вернуться из отпуска, чтобы предложить стать моим первым заместителем.

— Почему Крашенинников? Понятно, что Павел Владимирович имел отличное образование, но для назначения на должность правой руки министра юстиции этого кажется недостаточным.

— Несмотря на свою молодость, Павел был блестяще эрудирован и образован, прекрасно знал юридическую практику.

За девять месяцев совместной работы мы фактически сделали новое Министерство юстиции: институт судебных приставов, регистрация недвижимости, система исполнения наказаний и многое другое

. Я вам скажу откровенно, Павел нес основную нагрузку, как мой первый заместитель и человек, блестяще владеющий юридическим языком и техникой. Все нормативные документы мы подготовили за рекордный срок — месяц.

— Сменив вас в должности министра юстиции в 1998 году, Крашенинникову пришлось работать в достаточно сложное время: экономический кризис, внутриэлитные конфликты. Наверняка он не раз попадал в затруднительные положения: когда нужно было делать непростой выбор или противоречить первому лицу государства?

— Однажды он столкнулся с очень сложной ситуацией, где он проявил свою гражданскую позицию. Мало кто сейчас об этом помнит, но коммунисты об этом хорошо знают. Это был очень тяжелый период, 1998-99-й год, когда я возглавил Министерство внутренних дел, а Павел Владимирович сменил меня на посту министра юстиции.

У Бориса Николаевича тогда появилась идея-фикс: вынести Ленина из Мавзолея и ликвидировать компартию. И президент поручил Павлу, как главе Минюста, принять все меры, чтобы отказать КПРФ в регистрации. Но он тогда принял волевое решение и отказал Ельцину

, зарегистрировал компартию, действовав на основании закона. Потому что для него слово «закон» — это не пустой звук и не заказные политические решения. Это запомнилось Борису Николаевичу, и вот, меня (как я это называю) интернируют с поста председателя правительства РФ, все мои министры продолжают работать еще четыре года. Все, кроме одного Павла: его Ельцин тогда убрал.

— До отставки вы вместе входили в состав Совета Безопасности. Опишите, какова была специфика работы: Совбез реагировал на политическую повестку, или повестка задавалась решениями принятыми во время заседаний?

— И то, и другое. Во-первых, повестка формулировалась президентом страны, но обсуждения всегда были достаточно остро и жестко. Тогда Совбез был, по сути, вторым политбюро, где принимались важнейшие политические решения, в том числе и по чеченской кампании. И естественно,

Ельцин всегда обращался к Павлу, потому что его интересовала юридическая сторона дела, собственно, поэтому министр юстиции и был постоянным членом Совета безопасности.

— Какой вклад в разрешение чеченского конфликта был сделан вашей командой: вы — министр внутренних дел и Крашенинников — глава минюста?

— Мы не раз встречались с представителями Аслана Масхадова. К сожалению, он нас не услышал, оказался слишком слабым, и его переиграли бандиты. Казалось бы, советский офицер, неглупый человек, а закончил свою жизнь в яме. Такая судьба.

Павел очень много сделал для формирования законодательной базы Чеченской республики: теперь там присутствуют все юридические институты, а еще много было сделано по подготовке материалов, связанных с оформлением собственности, особенно после войны. Можете себе представить: разруха дикая в регионе, и надо было помогать. Ведь закончилась настоящая война: люди с оружием были с той стороны, и с этой. И то, что сегодня мир в республике, это заслуга Ахмад-Хаджи Кадырова, его сына Рамзана. Но то, что касается именно юридической составляющей, защиты прав человека, возвращения Чечни в состав Российской Федерации (ведь республика тогда де-факто вышла из подчинения, была как сегодняшняя ИГИЛ [запрещенная в РФ террористическая организация — прим.ред.], всё это огромная юридическая работа, проведенная, в том числе, Павлом Владимировичем.

— Вы называете Крашенинникова другом. 90-е годы — сложное время во всех отношениях, наверняка было трудно найти человека, которому можно доверять…

— Именно в сложное время люди и проверяются по-настоящему. Мы знаем друг друга уже 26 лет. У нас есть разница в возрасте, которая не ощущается. У него удивительная семья, красивые дети и внуки. Это удивительно надежный человек с блестящим чувством юмора и собственным достоинством, настоящий уралец. Потом знаете, как у нас бывает:

ты — большой начальник (а я кем только не был в нашей большой стране), и с тобой дружат, потому что ты министр, премьер, председатель Счетной палаты. Но мы дружим не как политики, а как простые люди, которые понимают чувства друг друга.

— А вы, как друг, помните это ощущение, когда большой начальник Павел Владимирович, занимал пост главы Минюста, входил в состав Совбеза, и вдруг — отставка и простой депутатский мандат. Как он перенес такое значительное понижение в статусе?

— Дело не в статусе, вы же понимаете, а в ответственности. Депутат по статусу, да и по зарплате тоже — это министр. А то, что Павла убрали…

Я знаю, кто его убирал, это так называемая «Семья». Конечно, он переживал. Представляете, молодой человек, ему еще 40 не было: все получается, умеет работать, огромная известность, министерство становится на ноги. И тебя раз, и без объяснения…

Конечно, это было шоком. Мне было проще обсуждать с Павлом эту тему, потому что меня тогда тоже с поста премьер-министра сняли. Я, кстати, благодарен Борису Грызлову, тогдашнему председателю Госдумы, за то, что он услышал меня: я дал рекомендации, чтобы Павел возглавил комитет по законодательству. И Сергей Евгеньевич Нарышкин его до сих пор поддерживает, и у них прекрасные отношения. Как и с Дмитрием Анатольевичем Медведевым. Кстати, он возглавляет попечительский совет Ассоциации юристов России, и я знаю, что они работают вместе, советуются по многим вопросам. А теперь еще и оказались в одной партийной лодке на выборах.

В Госдуме Павел уже несколько лет возглавляет ключевой комитет: практически ни один серьезный законопроект без Крашенинникова не проходит и не выносится на обсуждение. И, в отличие от многих других комитетов, которые только пропускают через себя законодательные предложения, спущенные администрацией президента или правительством, комитет Крашенинникова сам готовит большую часть законопроектов.

— Вы назвали Павла Владимировича настоящим уральцем. Можете как-то описать, что это за порода такая, уральская? Что за особый сплав людей?

— Уральцы очень похожи на ленинградцев, я ведь сам питерский. Даже разговорный язык у нас одинаковый, наверное, потому, что большинство ленинградских вузов и заводов были во время Великой Отечественной войны отправлены на Урал. Поэтому у нас есть некое родство.

Но, в отличие от ленинградцев, уральцы, как бы правильнее сказать, менее амбициозны. У питерцев это немного есть. Мы не Москва, но и Москва — не Питер, вы же знаете, что долгое время соревновались, но сейчас Ленинград, бесспорно, победил. А до этого долгое время именно уральская группа надолго и всерьез оккупировала столицу нашей Родины.

С уральцами проще разговаривать, ты их чувствуешь и понимаешь с полуслова, поэтому я всегда с удовольствием приезжаю в гости. На Урале живет много моих друзей. В этом году даже специально летал на хоккейные матчи, все думали, что буду за ЦСКА болеть, а я за «Металлург».

И город был счастлив, открыт, а это ведь тоже не придумаешь. Урал — это хребет России, его основа. Не зря же в свое время серьезно обсуждалось, чтобы столицу перенести в Екатеринбург. И хорошо, что отказались от этой мысли. Не надо портить город.