Все регионы
02:10   12 августа 2016

Ходить строем, не выражаться. Правила криминальной жизни для детей за решеткой

«Ко мне приходили от „смотрящего“ за Асбестом». Откровения воспитанника скандального Рефтинского спецучилища
В уральском училище для юных преступников действуют правила для рецедивистов Фото: Владимир Жабриков © URA.Ru

Следственный комитет завершает дело о педагогических опытах Сергея Бакшаева — замдиректора Рефтинского интерната для малолетних преступников. Репутацию этой «зоны для юных убийц» «украшали» эпизоды уголовного дела об истязании воспитанников. Согласно материалам, бывший сотрудник МВД не только макал юных преступников в унитаз, лупил бильярдным кием и пугал сексуальным насилием. В школе выстраивалась полноценная уголовная вертикаль с «опущенными», «честными пацанами» и «авторитетами», а на ее вершине пребывал замдиректора спецшколы. О жизни за забором рассказал «URA.Ru» только что оказавшийся на свободе воспитанник.

«Тюрьма для детей» — дикое словосочетание. Тем не менее в поселке Рефтинский под Асбестом такое реально существует. Без решеток, но со всеми традициями уголовной среды: преступлениями, приговорами суда, сроками, отсидками и «откидками».

Артем вышел на свободу всего несколько дней назад. В Рефтинский он, сирота, попал на три года за драку по статье УК, по которой сейчас никого не сажают.
Фото — Виктор Дорофеев

«URA.Ru» уже писало об инцидентах в спецшколе — бунтах и массовых побегах в знак протеста против ужесточения режима содержания или давления со стороны начальства. Судя по многочисленным комментариям, мнения читателей агентства разделились. Одни свято уверены, что в перевоспитании «зверенышей» эффективно только насилие, другие утверждают, что клин клином не вышибают и в методах перевоспитания юных преступников нужна золотая середина.

Только что освободившийся из «зоны» 17-летний Артем смысл выражения «золотая середина» понимает не очень хорошо, но в своем случае уверен: в спецучилище об этом не слышали. Он, один из четырех потерпевших от рук замдиректора по безопасности Сергея Бакшаева, рассказывает, что есть еще сотня таких же пострадавших. В СКР о них не знают.

— Артем, расскажи, как ты попал Рефтинский? За что?

— В моем приговоре Далматовского городского суда (Курганская область — ред.) значится статья «побои». В 2013 году вступился за свою девушку, к которой приставал старшеклассник. Была драка, я получил не меньше, но оказался подсудимым и был осужден на три года спецшколы. (Для сравнения: по похожей статье УК в оношении экс-следователя Малафеева лишение свободы даже не рассматривалось — ред.).

— Как тебя встретили? Какие в спецшколе были нравы?

— В Рефтинский я приехал в конце 2013 года и первые две недели был в изоляторе. Там заставляли учить устав. Жить в казарме для меня проблемой не было — я вырос в детдоме, родителей не знал, сирота. Уставные правила были жесткие: не пить алкоголь, не курить, не выражаться, ходить только строем и под присмотром сотрудника. Если ходишь один — это нарушение, за это наказывают.

По правилам — сначала замечание, затем предупреждение, потом выговор, затем строгий выговор. Если дальше нарушаешь, то вызывают на комиссию, где отчитывают, пугая переводом в Кировоградскую колонию для малолеток или кадетский корпус под Казань. Это что-то вроде дисбата, как в армии.

Угрожали переводом на Кавказ, где якобы в наказание насилуют провинившихся.

— Иерархия у «осужденных» какая-то была?

— Была. Причем имелась официальная и неофициальная. В училище содержится чуть более 110 человек, они разбиты на шесть групп, примерно по 20 человек, разного возраста. По уставу требовалось, чтобы были командир и заместитель командира, которые назначались воспитателями после согласования с воспитанниками.

Но реальную власть в коллективе, конечно, имели «смотрящие» — те, кто умел разговаривать с нужными людьми за высоким забором.

Под каждым смотрящим было несколько подручных — «придержанных», ниже их — просто пацаны. Ну, и «опущенные» — у меня в отряде было двое таких. Описывать не хочу — они за плохие преступления сидели.

— За «высоким забором»? Что это такое?

— За высоким забором — «авторитетные» люди в колониях. В училище была связь со «смотрящим» за Асбестом, его зовут Кисель. С ними созваниваются «смотрящиие» за училищем и за каждой группой, получают указания: как спорить с администрацией, как как организовывать «отрицалово» (тип протестного поведения — ред.). Сотовые телефоны, конечно, были запрещены, но они были. Но главное, что о порядках знал Бакшаев. Все говорили, что уголовная иерархия ему была выгодна. Он бывший мент, управлять так ему было удобно — это было известно.

 — Когда у тебя лично возникли проблемы с Бакшаевым? Не поверю, что это происходило просто так…

— Первый раз это было в декабре 2013 года: он завел меня в свой кабинет и начал мне угрожать. Якобы ему не понравилось мое поведение. Позже стало понятно, что попытался сломать морально меня как новичка. Он мне сказал, что я тут никто и он меня в любой момент переведет на «малолетку» в Кировград. Второй раз

он меня просто избил бильярдным кием, потому что я не хотел строиться в личное время, а потом на неделю закрыл в карцер размером 2 на 2 метра.

Это было в июле 2014 года. Кого-то Бакшаев возил в отдел полиции в Рефтинский, кого-то к своим друзьям в полицию Асбеста — на «профилактику». Вот там-то макали головой в унитаз, опять грозили перевести куда-то на Кавказ, где любят насиловать. К этому времени таких, как я, избитых, было человек 70. [Директор училища Алексей] Хуторной обо всем этом хорошо знал.

— Кому-то жаловались?

— Хуторному и жаловались. Но тот не реагировал. В конце концов в декабре 2015 года в знак протеста в училище устроили погром: побили стекла, поломали мебель, порезали на себе одежду. Кто-то сбежал за периметр. Перед тем, как из Асбеста приехала комиссия, карцеры сломали. Позже нас расспросили. Но Бакшаева уволили лишь в марте 2016 года. Да и то до этого времени он спокойно работал, пока не вмешались какие-то москвичи. (Речь идет о представителе президентского Совета по правам человека Яне Лантратовой — ред.) Одновременно возбудили уголовное дело об истязаниях воспитанников.

— Ты проходил потерпевшим по уголовному делу, сам отбывая свой срок? В каком ты сейчас статусе?

— По решению суда я должен был выйти на свободу в ноябре 2016 года. Но на днях меня освободили условно-досрочно, прописан пока в училище. Нас допрашивали и опера, и следователи — показания даю лишь я и еще трое моих друзей. Остальные, кто еще отбывает срок, боятся что-то сказать. На них влияет директор Хуторной, просит не давать показания. На меня уже не надавить, хотя пытались.

Когда я в июле лежал в больнице, ко мне приходил один блатной, сказал, что от Киселя. Спрашивал, оговорил ли я Сергея Геннадьевича [Бакшаева] и почему это сделал.

Я сказал ему, что в полиции рассказал правду. О госте я предупредил администрацию училища, но социальный педагог Злата Владимировна почему-то просила не сообщать от этом в СКР. Что я мог сказать и что я должен сейчас думать?

Сейчас Артем находится под опекой в Екатеринбурге и ждет суда над заместителем директора. Бакшаев формально пребывает под домашним арестом, но его якобы регулярно видят на улицах Асбеста на личном внедорожнике. Несмотря на многочисленные скандалы в училище, очевидные личные связи с Бакшаевым, к Алексею Хуторному претензий у силовиков нет. Сам Хуторной считает, что его заместитель стал жертвой оговора.

Публикации, размещенные на сайте www.ura.news и датированные до 19.02.2020 г., являются архивными и были выпущены другим средством массовой информации. Редакция и учредитель не несут ответственности за публикации других СМИ в соответствии с п. 6 ст. 57 Закона РФ от 27.12.1991 №2124-1 «О средствах массовой информации»

Сохрани номер URA.RU - сообщи новость первым!

материал из сюжета
Бунт в спецучилище на Урале
предыдущий материал
Люди Шакро Молодого «берут» уральские города
следующий материал
Срочно! В Свердловской области, в спецучилище для малолетних преступников, произошел массовый побег
Комментарии
Будьте первым! Оставьте комментарий
Перейти к комментариям