Почему Моторола не умер

После смерти военного командира из Донбасса Арсена Павлова в СМИ и в общественном сознании остался жить образ Моторолы, для одних — героя, для других — злодея. Он стал мифом и имеет большое влияние на тысячи молодых людей по всей России, мечтающих о славе. Социологи заговорили о феномене Моторолы и угрозах социального лифта за счет войны.

На гражданскую панихиду в Донецке по Арсену Павлову пришли тысячи человек. Очередь из людей, которые хотели проститься с Моторолой, растянулась по главной улице Донецка, из-за чего в центре города перекрыли движение. В республике после его смерти объявили даже трехдневный траур. Всю неделю патриотически настроенные граждане размещали в своих профилях в соцсетях некрологи и героические фотографии Павлова со слезными смайлами под ними, писали также о «последнем СМС жене», которое он успел отправить за секунды до взрыва. На эмоциональную реакцию общества на гибель Арсения Павлова отреагировал даже пресс-секретарь президента Дмитрий Песков, сославшись на солидарность россиян с представителями Донбасса.

Красивая и почти до блеска отшлифованная история про никому не известного автомойщика из республики Коми, который за два года смог стать одним из символов «Русской весны», разошлась по самым далеким регионам России.

Параллельно с военной линией активно раскручивалась и любовная: женитьба на молодой жительнице Славянска Елене Коленкиной, с которой Павлов познакомился в подвале дома во время артобстрела и потом отвез в больницу с ранением, колоритные фотографии со свадьбы на фоне войны — все это готовый сюжет для голливудского фильма про супергероев или новой поэмы о Василии Теркине — герое из народа.

Ведущий научный сотрудник института социологии РАН Леонтий Бызов говорит, что в истории с Арсением Павловым речь уже идет о мифе: «Сейчас у значительной части молодежи, особенно у мужского пола, есть ощущение безвременья, ощущение отсутствия пассионарных лидеров, и естественно, когда они появляются, вокруг них возникает что-то вроде культа. Мы не знаем, каким человеком Павлов был на самом деле: плохим или хорошим. Кто-то его считает убийцей, кто-то — героем. Но после его смерти остался миф о нем как о лидере, за которым можно идти».

По словам социолога, именно тяга российского общества к пассионарности привела к тому, что присоединение Крыма, проект Новороссии, очень многих увлек: «Все это в глазах людей в корне отличалось от нашей пресной политики, в которой делались ставки на серость и посредственность».

Настоящая биография Арсения Павлова противоречива, многое по-прежнему остается неизвестным. По некоторым данным, он три года служил в морской пехоте как связист (якобы отсюда и его прозвище Моторола) и дважды принимал участие в контртеррористических операциях в Чечне. После этого, по самой популярной версии, Павлов до начала войны на юго-востоке Украины работал автомойщиком в Красноярске. Сам Павлов рассказывал, что работал мраморщиком и в спасательной службе. До Донбасса Моторола уже был женат, сыну от первого брака сейчас семь лет. Война на юго-востоке Украины коренным образом поменяла жизнь автомойщика (или мраморщика). Моторола находит новую жену, квартиру и машину, получает почет и уважение среди единомышленников и товарищей.

Философ Кирилл Мартынов говорит, что

история Арсения Павлова — это история бедности социальной реальности:

«Павлов служил в российской армии, потом какое-то время — контрактником, я так понимаю, что добровольно ездил в горячие точки в Чечню и, понятно, что для большого количества молодых людей в нашей стране работа, связанная с армией и с войной, — это одна из немногих возможностей вырваться из той жизни, которую они ведут в своем окружении в далекой провинции. И когда Павлов остался без дальнейшей возможности куда-то двигаться и получать какие-то бонусы, он оказался лишним человеком. И это касается большого количества ветеранов боевых действий и тех людей, которые в гражданской жизни себя не находят».

Психолог Екатерина Собчик говорит, что война в Донбассе для многих молодых людей, подверженных пропаганде, подменила социальный лифт: «У человека меняется социальный статус, он становится героем, защитником и носителем некой идеи. Среди них есть также люди, которые едут пострелять, потому что жизнь скучна, и на эту почву можно бросить абсолютно любые семена. Оправдывать это поведение можно как угодно, начинить это можно любой идеологией — любовью к России или борьбой за демократию». Эксперт также описывает психотип людей — возможных последователей «Моторолы»:

«Смесь сентиментальности и жесткости, которая коррелирует с невысоким интеллектом. Это самая удобная мишень для пропаганды, потому что эти люди не ставят интеллектуальные фильтры, они не утруждают себя размышлениями.

Они существуют на эмоциональной волне и заучивают, как мантру, несколько высказываний про то, что американцы — гады, про то, как надо любить родину, а в их представлении это значит, что надо кого-то ненавидеть „за родину“. Такие конструкции вызывают эмоциональный подъем». При этом Собчик замечает, что вне войны такие люди могут быть склонны к девиантному поведению.

Тут стоит напомнить про ЧП в Подмосковье, когда в 2014 году двух инспекторов ГИБДД расстреляли люди, воевавшие в ополчении в Донбассе, только за то, что их остановили за пьяное вождение.

Социолог Леонтий Бызов считает, что российская власть постепенно поняла возможные угрозы такого «военного лифта»: «Стало очевидно, что не стоит играть в эти игрушки, потому что можно заиграться. И

те люди, которые сегодня умирают в окопах под Славянском, могут пойти брать что-то в России.

Поэтому очень скоро власть сделала ставку на более послушных лидеров ЛНР и ДНР».

Философ Кирилл Мартынов считает, что с одной стороны люди, воевавшие в Донбассе, — это некий ресурс для властей, опираясь на который они могут решать свои задачи, но, с другой стороны, этот ресурс может выйти из-под контроля: «Тогда люди, имеющие определенные политические взгляды и готовые к прямым насильственным действиям, могут сами дестабилизировать ситуацию в России».

При этом эксперт замечает, что ситуация может стать наиболее рискованной, когда страна столкнется с переходным периодом власти: «Речь идет о перспективе в рамках десяти лет. Наибольшая опасность будет заключаться в том, что вооруженные люди с опытом боевых действий будут воспринимать себя никому не подотчетными добровольцами, которые сами принимали решение идти на войну. В этом их отличие от ветеранов Чечни или Афгана, которых на войну отправляло государство».

Эксперт также замечает, что украинские участники войны могут реализовывать себя в политической плоскости, например, в парламенте.

«А у нас сложно себе представить Моторолу в Госдуме».

Накануне выборов в Госдуму российские СМИ писали, что партия «Родина» проводила переговоры с Арсеном Павловым о включении его в список кандидатов в депутаты, но они провалились: по одной из версий, в Кремле выступили против такой схемы. Кроме того, есть пример бывшего военного лидера ополченцев Игоря Стрелкова-Гиркина, который после скандального возвращения в Москву организовал движение «Новороссия», но быстро был списан в маргиналы.

Председатель экспертного совета «Платформа» Алексей Фирсов говорит, что общественный феномен Моторолы еще не изучен: «Да, есть часть людей, которые приняли участие в данном движении. Их мотивы могли быть самыми разными: героизация своей биографии, поиск новой социальности, решение личных проблем, ценностные мотивы и так далее.

Они вроде викингов, которые покидали мирные нормандские деревни ради приключений. Но нет данных, которые позволяют определить вес этих мотивов и реальную долю людей, готовых идти на подобные действия.

Я думаю, их не так много, как может показаться. Это случай малой резонансной группы: членов в ней немного, но эффект сильный. Все же война — слишком рискованный социальный лифт».