«История с „пьяным“ мальчиком происходит на Урале каждый день»

Громкая история с шестилетним Алешей Шимко, у которого после гибели под колесами автомобиля нашли в крови алкоголь, вовсе не единичный случай, а, возможно, следствие кризиса на рынке экспертных заключений. Инсайдеры, знакомые с этой сферой в Свердловской области, отмечают, что ситуация безутешная как в Балашихе, где произошла трагедия, так и на Урале. Экспертов-профессионалов мало, они бегают из конторы в контору, часть заключений пишется чуть ли не секретаршами, которые потом ставят на них данные уважаемого специалиста. Высокая нагрузка, низкая зарплата и отсутствие лицензирования — вот в чем причина странных экспертиз. Мы поговорили с несколькими людьми, которые в курсе происходящего на рынке.

В ходе расследования уголовных дел следователям и дознавателям, как правило, непонятно, как именно произошло трагическое событие. Тогда оценку дает профессионал, который обладает специфическими знаниями. Иногда дополнительные исследования назначает суд. Именно экспертизы становятся главными доказательствами при вынесении решений в уголовном или арбитражном процессе.

На рынке экспертиз многое держится на доверии к выводам, которые дал специалист. Но проверить их профессионализм не всегда возможно. Подавляющая часть экспертов Свердловской области работает в Екатеринбурге. В городах области работают лишь государственные бюро судебно-медицинской экспертизы, которые лишь выдают заключение о насильственности смерти. Живым приходится ездить в Екатеринбург.

Судя по предложениям на рынке, в Екатеринбурге работают несколько десятков экспертных контор. На деле их гораздо меньше.

Одна из главных проблем рынка — экспертов в городе очень мало, буквально несколько десятков, а более узкие специалисты вообще встречаются в единственном экземпляре. Например, на всю Свердловскую область почерковед только один.

Недостаток экспертов рождает проблему — все организации вынуждены переманивать специалистов друг у друга. Это касается не только официального трудоустройства, но и подработок. Бывает и так: выводы, которые делает эксперт в исследовании для силовиков, категорически не устраивают защиту. Тогда они «ищут выходы» и делают свою экспертизу — часто с выводами, которые полностью опровергают позицию правоохранительных органов.

«Допустим, эксперт Петров один из немногих в городе разбирается в баллистике. Его работодатель не разрешает ему работать на другие организации. И тогда он тайно делает экспертизы для заказчиков на стороне. На рынке все знают, что он работает именно так. Работодатель его поймать не может — судов слишком много, отследить все процессы просто нереально», — рассказывает один из представителей полиции.

Вторая большая проблема: экспертом может стать практически любой. В России нет их обязательного лицензирования (за исключением трех довольно специфических — судебно-медицинских, связанных с оборотом наркотиков и баллистической экспертизы).

«Знаю ситуацию: девушка отучилась в заштатном курганском пединституте на учителя русского языка, ни дня в школе не работала. Съездила в соседнюю республику на пару дней стажировки, получила корочки. И теперь она эксперт-лингвист, который выносит заключения, например, о том, содержатся ли в тексте высказывания экстремистской направленности», — возмущается один из уважаемых филологов в городе.

Как правило, заказчики ищут экспертов через многочисленные организации. Но в Екатеринбурге не больше двух негосударственных контор, у которых эксперты трудоустроены официально. Остальные привлекают людей со стороны — тех, кого знают. Не могут найти — выкручиваются. «Есть контора, называется вообще гордо — институт чего-то там, куча адресов по всей России. Но все звонки приходят секретарю.

Если приходит срочный и дорогой заказ, то она поднимает предыдущие работы по этой теме, немного компилирует их, пишет заключение, подписывает известным именем и отправляет заказчику. Эксперт даже и не знает, что от его имени в суд ушли документы.

Встречается такое в арбитражных процессах, где все решают бумаги, а допросов экспертов нет», — рассказывает Анна, которая изнутри знает работу одной из таких организаций.

Качество заключений, подготовленных такой организацией, очень низкое. «Заказали экспертизу. Заплатили специалисту 50 тысяч рублей. Написал заключение — отвратительное по качеству. Потом судья вызвал эксперта на заседание, и выяснилось, что тот даже не выезжал на объект, который описывал. Например, написал, что дом стоит, а его уже лет семь как снесли. Процесс мы проиграли. 50 тысяч потратили зря», — сокрушается адвокат, который представлял в суде государственную организацию.

«Эксперту досталось не больше 30 тысяч — остальное берет себе компания, через которую шел заказ», — говорит директор одной из экспертных организаций.

Он поясняет, что цена экспертизы — особая история. Часто она зависит не только от сложности дела, финансового положения заказчика, но даже от города проживания того, кто хочет установить истину. «Для екатеринбургской компании цена экспертизы, допустим, по качеству ремонта дорог, — 50 тысяч. Для московской или из Питера такая же работа — от 70 тысяч рублей».

Судьи тоже понимают, что на рынке экспертных организаций множество сомнительных фирм. Поэтому в сообществе больше доверия именно к государственным организациям. В Екатеринбурге такая, по сути, одна — это федеральное бюджетное учреждение «Уральский региональный центр судебной экспертизы Министерства юстиции Российской Федерации». Ее в сообществе знают под названием «экспертиза на Бажова» — на этой улице она находится.

Однако уровень экспертиз этой организации также падает. «У нас очень низкие зарплаты, высоченные нагрузки на сотрудников, постоянно поджимающие сроки, за пропуск которых нас постоянно долбят. Приходится сидеть до ночи. Если, например, экспертиза требует исследований в лаборатории, то, кто с бумагами дело имеет, например, лингвисты, таскает документы домой. Но все ужасно устают.

И потому эксперты тоже часто стали писать заключения «на отвяжись», опираясь на свои предыдущие документы, глубоко в дело не погружаясь. Все равно никто не проверит», — на условиях строжайшей анонимности рассказывает сотрудник госконторы.

По словам инсайдера, низкая зарплата заставляет людей уходить. На их место приходят новички, которым не хватает квалификации. «Например, в судмедэкспертизе на Серафимы Дерябиной [государственное бюджетное учреждение здравоохранения Свердловской области „Бюро судебно-медицинской экспертизы“] зарплата была очень приличной, 80-90 тысяч рублей. Люди работали годами, держались за место. Потом зарплата резко упала — почти в два раза. Опытные люди оттуда побежали, набирают много молодежи, у которой знания книжные. Нет двух одинаковых убийств, например. И, чтобы точно установить время и способ преступления, изобличить подозреваемого, надо долго работать в паре с опытным человеком, который подскажет, на что обращать внимание», — сокрушается бывший следователь, а ныне адвокат Дмитрий.

Заказчики, особенно из опытных юристов, пытаются найти выход из ситуации. «Раньше заказывали часть экспертиз преподавателям в профильных вузах. Судьи имеют большой пиетет перед учеными, верят их выводам. Теперь, например, на части кафедр УрФУ преподавателям запретили выступать экспертами. Сотрудники вузов потеряли приработок, а суды — нормальную оценку ситуации», — говорит представитель крупной юридической фирмы.

Отдельная тема — заключения по сомнительным делам, как в случае с «пьяным» мальчиком. Источник из другого ведомства, юрист в погонах, говорит: случаи, когда эксперту указывают, что должно быть написано в документах, вообще не редкость. «Чаще всего заказ поступает от начальства и эксперт мог даже не получить ничего сверху — особенно если он работает в госорганах, — сообщает источник. — По стране так везде. История с „пьяным“ мальчиком в Подмосковье просто вышла на поверхность, а на Урале подобные происходят каждый день».