«Я жил рядом с зонами и видел такое, чего даже Солженицын не написал»

К этому Свердловская область шла несколько лет: фактически с первого срока первого губернатора Эдуарда Росселя. Толпа людей на мемориале, таблички с именами «расстрельного полка», печальные лица, море гвоздик и маски, напоминающие о трагедии прошлого века. Под Екатеринбургом, на мемориале жертвам политических репрессий, открыли памятник авторства Эрнста Неизвестного, одну из самых обсуждаемых его работ.

Несколько тысяч человек приехали в этот день на мемориал жертвам политических репрессий. Автобусы и машины выстроились вдоль трассы в километровый кортеж. Их пассажиры с красными гвоздиками в руках и табличками сгинувших родственников собрались на площади перед комплексом. Это как «бессмертный полк», только в подписи к фотографии не годы службы, а дата, когда забрали и иногда, если известно, когда расстреляли. У иных и без фотографий — не осталось.

В толпе и весь уральский бомонд: кабинет министров во главе с губернатором Евгением Куйвашевым. От Екатеринбурга — глава администрации города Александр Якоб. А кроме того, федеральные гости, подчеркивавшие, что в этом году восстановлению исторической памяти отводится почетное место, и просто известные уважаемые люди вроде уже упомянутого Эдуарда Росселя, чье детство было связано с лагерями, и заслуженного врача России, председателя областного совета Российского союза бывших несовершеннолетних узников фашистских концлагерей Семена Спектора.

«Сегодня мы открываем монумент «Маски скорби Европа-Азия». Знаковое событие в жизни региона и России. Сотни тысяч уральцев пострадали в годы репрессий. Среди них были известные люди: директора заводов, партийные и комсомольские лидеры, командиры Красной Армии, а так же учителя, врачи, рабочие, колхозники.

Со всей России шли на Урал спецэшелоны с осужденными. Многие из них не вернулись домой», — сказал в начале церемонии Куйвашев.

Послереволюционные процессы в России до сих пор остаются предметом обсуждений. В том числе и по количеству жертв. Как напомнил губернатор в своей речи, до сих пор в регионе проживает более 17 тысяч реабилитированных — признанных пострадавшими от политических репрессий. Но это живые, с ними проще — они могут о себе напоминать, с мертвыми сложнее. Когда в начале нулевых открывался мемориал, предполагалось, что на его табличках будут поименно указаны все, кто был расстрелян под Свердловском. На момент открытия таких было более 18 тысяч. Сегодня, во время церемонии, выступавшие, ссылаясь на архивы, называли и 22, и 36 тысяч человек.

«Сегодня нас собрали скорбь и память о миллионах, погибших в годы репрессий. Память о тех как минимум 22 тысячах, кто был расстрелян и захоронен здесь, на 12-м километре Московского тракта. (….) Не все знают, что именно здесь, в Екатеринбурге, в 2011 году президентский Совет по правам человека представил главе государства проект концепции увековечения памяти жертв политических репрессий. И вот сегодня мы участвуем в реализации одного из пунктов этой программы. В этом году нам удалось реализовать уже три пункта этой программы», — рассказал на открытии советник президента РФ Михаил Федотов.

Как он напомнил, в этом году для увековечивания памяти жертв было сделано еще три исторических шага: в сентябре в Подмосковье, на месте захоронения 20 тысяч расстрелянных в годы репрессий, открылся Сад памяти, а в столице, на проспекте академика Сахарова, открылась Стена скорби.

Екатеринбургские «Маски», кстати, часть большого проекта «Треугольника скорби». По замыслу Эрнста Неизвестного, его памятник должен быть поставлен в трех «столицах ГУЛАГа»: Магадане, Воркуте и Свердловске (ныне — Екатеринбурге).

При отсыпке фундамента под каждым памятником используется земля с массовых захоронений всех трех городов. Уральский мемориал создали немного не по проекту: изначально предполагалось, что он будет, как и в Магадане, в 5 метров высотой и из гранита — вышло немного попроще.

Своеобразным рефреном во время церемонии звучал тезис — ответ на обсуждения, начавшиеся еще с московских мероприятий, посвященных памяти репрессированных. Мысль о том, что подобные памятники нужны не для того, чтобы помнить, а для того, чтобы не повторять.

«Памятники нужны для исцеления человека. Приходя сюда и вспоминая трагические факты, люди не должны впадать в уныние и отчаяние — они должны думать о том, какую страну и историю мы оставим в наследство. Сделать правильные выводы из прошедшего столетия и не повторять ошибок наших предков», — пояснил епископ Среднеуральский Евгений.

«Некоторые иногда говорят, почему мы так много в последнее время и так часто вспоминаем об этой трагедии… В Средневековье Европу постигла страшная чума. Это не рукотворное явление, но в каждом городе есть памятники этому. Нас постигла рукотворная чума, когда одни наши граждане уничтожали других и потом сами были уничтожены и этот карнавал длился очень долго. Память об этом должна быть, особенно у молодого поколения, чтобы такое больше никогда не произошло», — выступил председатель Фонда памяти жертв политических репрессий Владимир Лукин.

Екатеринбургский мемориал жертвам политических репрессий открыт на месте массового захоронения. «Вот там, за этими березками, стояли бараки. А здесь — расстреливали.

Каждую ночь стреляли по 13 человек минимум. И заключенные не спали, пока не стихали звуки стрельбы, что означало, что ты пережил эту ночь», — напомнил в конце церемонии Эдуард Россель.

Его впервые в свердловской истории на публичном мероприятии представляли не как губернатора, не как бывшего губернатора или как действующего сенатора. Его называли просто почетным жителем Свердловской области.

И выступал он не по протоколу — вначале. Он завершал череду выступлений. Таким образом, говоря не от имени многочисленных заслуг своей длительной биографии, а из своего детства — он же тоже жертва репрессий. Жизнь-то начинал в местах ссылки поволжских немцев (в четыре года НКВД забрал мать), бродяжничал: «Я жил рядом с зонами и видел такое, чего даже Солженицын не написал — это невозможно описать».

Со времен расстрелов прошло более 70 лет. Теперь там, где массово захоронены люди, гвоздики, таблички в руках детей и торжественные речи.

По завершении выступлений к «Маскам скорби» подошли люди и красные цветы сложились в нечто, напоминающее кровавую волну, бьющуюся о памятник.

А потом люди сели в автобусы. Вспоминали, у кого как задерживали близких, как пропадали родные. Сетовали, что до мемориала проблематично доехать — в обычные дни сюда транспорт практически не ходит. И немного рассуждали о том, почему, все-таки Эрнст Неизвестный назвал свой памятник «Макси скорби», а не просто, скажем, «Скорбь». Ведь «маска» — это что-то неестественное либо посмертное. Впрочем, для художника естественно оставить в своем послании загадку, над которой будут потом долго размышлять.