«Ханты возьмут ружье и расскажут „тагилам“, куда пойти»

Развитию туризма в Югре могут помочь китайцы — гости из Поднебесной интересуются коммунистическими ударными стройками, по количеству которых ХМАО можно назвать одним из лидеров в России. Об этом, а также о том, почему на стойбищах ждут югорчан, в чем отличие аборигенов ХМАО от турков и туристы из каких стран приезжают в Югру — в интервью «URA.RU» рассказал директор «Историко-культурного научно-производственного центра «Барсова гора» (Сургутский район) Виталий Малыхин.

— В Югре много говорят о развитии этнотуризма. Для начала хочется понять, а что реально делается в регионе?

— Даже если говорить о стандартном комплексе поддержки со стороны региона, он достаточно интересен. Не каждый субъект России может похвастать подобными проектами на развитие туристской инфраструктуры. Есть грантовые конкурсы, есть специальные нормативные акты, в муниципалитетах для продвижения создаются туристические информационные центры. Но проблема в том, что этнотуризм в Югре сложно рассматривать как полноценный сектор экономики. В основном, это связано с отношением аборигенов — ханты принимают туристов как гостей, а не как предприятие, которое оказывает услуги клиенту. А к гостям соответствующее отношение. Хочу — принимаю, не хочу — не принимаю. Сами местные жители не относятся к этой деятельности как к бизнесу.

— То есть не видят в этом основного источника доходов?

— Да, а ведь туризм — это сервис. Все начинается не с отеля, а, простите, с туалета. Цельный туристический продукт предполагает ночевку, питание, гигиену и анимацию. Выпадение любой части ухудшает общее качество. А тут еще и такой фактор, как логистика. Расстояния большие и не везде комфортная дорога. Не каждый согласен ехать 5 часов на двухчасовую экскурсию. Для получения какой-то экзотики — да, но не в массовом потоке.

Какие шаги сейчас предпринимаются — главное, увеличение количества занятых в этой сфере компаний, тогда будет больше конкуренция, подтянется качество сервиса. Этнотуризим ведь не надо рассматривать исключительно как социальную тему — это такая же коммерческая история, на которой люди могут зарабатывать, создают рабочие места, платят налоги. Это сектор экономики со всеми вытекающими законами, а не просто познание Югры, хотя и этот момент очень важен.

Люди, которые живут в городах, только условно представляют себе, что происходит на стойбищах. Появление оленьей упряжки на улицах до сих пор вызывает восхищение, люди в очереди стоят, чтобы прокатиться. Вопрос в том, как сделать объекты посещения доступнее. Должна быть клиентская база, надо работать с людьми, чтобы привозить их к коренным народам — аборигены, будем честны, вряд ли самостоятельно найдут посетителей. Это ментально не их задача. А ведь может быть и турист, получивший в одном из юмористических шоу прозвище «тагил».

— «Эй, прокатите меня на оленях»?

— Да. А ведь ханты не работники турецкого сервиса, готовых ради денег позволить клиенту многое, они возьмут ружье и расскажут «тагилу», куда пойти. Поэтому нужно еще поднимать вопросы культурных традиционных ценностей. К примеру, когда мы организовываем туры, то, прежде всего, везем людей в музей, чтобы дать базовое понимание поведения и культурной специфики, а уже потом на стойбище. Лес не любит шума и суеты, это цельный живой организм, и аборигены — часть этой системы. Нельзя в нее грубо вторгаться. Необходимо соблюдать экологичность поведения, общения и восприятия.

— Какова ситуация в Сургутском районе? Я слышал мнение, что, если не считать Ханты-Мансийска, это одна из ключевых территорий развития этнотуризма. Есть аборигены, есть инфраструктура…

— Справедливости ради: пионером в подобной деятельности был все-таки Нижневартовский район. Они запустили этот процесс еще лет 20 назад. Получив окружные гранты на развитие инфраструктуры, ребята из «Спутника» помогли в организации трех стойбищ с разными легендами. На одном из них, например, выращивают «тех самых оленей Деда Мороза». Поэтому мы ориентируемся на их опыт. Есть несколько стойбищ. Наша задача сейчас сервисно окультурить эти точки, нормативно оформить землю под эти услуги, создать логистику и так далее. Просто у вартовчан драйвером процесса выступала туристическая кампания, а у нас в Сургутском районе именно муниципальные власти придавали энергию этому процессу. И помимо региональной программы, есть поддержка туристических проектов и из муниципального бюджета.

— К разговору о «тагиле». Кто едет в ХМАО? Летом мошкара, зимой холодно, «все включено» на стойбищах нет.

— Туристический поток из регионов России на самом деле небольшой. Заплатить огромные деньги за авиаперелет на дневную экскурсию к аборигенам готов не каждый. Это не самый дешевый продукт. Иностранцы приезжают чаще, но и здесь пока цифры небольшие. Измеряются сотнями заказчиков в год. Поэтому основной контингент — местное население. Семейные туры, корпоративные. Клиент живет здесь, и это нормально. В пределах досягаемости основных площадок — 500-600 тысяч потенциальных клиентов.

Более того, югорчане — это квалифицированные туристы, у которых есть опыт поездок за границу, сафари-туров и других моментов. Люди понимают порядок цен и требуемый перечень ощущений. Из других регионов России на стойбище отправляются в основном те, кто приезжает в Югру в рамках официальных мероприятий, форумов, конференций. Отмечу, что планируем размещать информационные ресурсы в отелях. Мы плохо учитываем фактор бизнес-визитов. А в корпорациях много специалистов, приезжающих по контрактам на короткое время. Думаем, как предложить им туры выходного дня.

— Кто едет из иностранцев? Насколько я знаю, в основном, это норвежцы и финны, канадцы еще.

— Нет жесткой привязки. Недавно были канадцы. Были венгры, это вообще родственный народ нашим финно-угорским аборигенам. Летом были американцы, там комплексный тур организовали — их встретили в Краснодаре, неделю везли по России на машине, а потом на 4 дня в наш лес. И еще — сравните тренды. В Москве и Санкт-Петербурге сейчас больше половины иностранных туристов это китайцы. Китай интересуется историей России, появилась также тема «красного туризма», во время которого китайцы осматривают коммунистические стройки.

— То есть, например, наши ГРЭСы.

— У нас вообще территория ударных комсомольских строек, но сейчас этот вопрос только начинаем прорабатывать. Лет 15 назад турист из Азии — это японец, неплохо одет, с дорогим фотоаппаратом, видно, что неплохо зарабатывает. Китайцы одеты бедновато, старенькие сандалии, дешевые фотоаппараты. Очевидно, что китайское государство активно помогает своим подданным посмотреть мир. И мы должны этим воспользоваться.

— Мне кажется, важен еще вопрос позиционирования. Отдых в лесах ХМАО может называться экстремальным? Наверное, нет. А для жителей России, как мне кажется, именно это интересно.

— Здесь можно поспорить. Для кого-то экстрим — скорость, преодоление препятствий на пределе физических возможностей, адреналин от опасности. Но для подавляющего большинства жесткий экстрим — это сходить в кустики при комарах, и они об этом будут всем рассказывать. Я сам был очевидцем подобных случаев.

Была история, когда автобус вылетел с асфальта и увяз на обочине в снегу. Мы встали в темном лесу, не доехав до базы шесть километров. Ночь, погода, которая меняется каждый час. До базы шли пешком. С моей точки зрения — рядовая прогулка. Но ребят эмоционально очень сильно встряхнуло. Да и вообще, есть другие модели, когда эмоциональное наполнение достигается более мелкими, но плотными ощущениями в течение всего тура. Когда есть и гастрономия, и виды природы, чистейший снег, милые и добрые олени, а в конце — приятная усталость и ощущение, что было классно.