Племянник Путина: «В Лондоне мы офис закрыли, с нами боятся работать»

Свердловские чиновники едва не «проворонили» однодневный визит руководителя «Русского академического фонда» Романа Путина в Екатеринбург. Никто не обратил бы внимания, если бы информация не просочилась в СМИ, которые раскрыли подробности личности двоюродного племянника президента России Владимира Путина. В итоге, на семинар по противодействию идеологии терроризма и экстремизма, где Роман Путин оказался почетным гостем, обладминистрация делегировала замминистра общественной безопасности Олега Торгашова. А «URA.RU» добилось эксклюзивного интервью с членом семьи главы государства.

— Как узнали, что вы к нам едете — начали искать информацию. Первыми выпадают публикации, демонстрирующие семейное древо. И заинтересовало, как живется человеку не просто с фамилией Путин, а с той самой фамилией?

— Конечно, это накладывает определенные обязательства, однозначно. Что же касается того, как я себя ощущаю? Владимир Владимирович — человек государственный. Полностью себя посвятил, как мы все видим, служению России. А мы обычные люди, живем своей жизнью. Стараемся в силу своих скромных возможностей принести пользу обществу. Занимаемся бизнесом. Кто-то большим, кто-то более мелким. У меня небольшой бизнес — консалтинговая компания. И общественная нагрузка.

— Вы хоть раз задумывались, где можете воспользоваться своей фамилией?

— Воспользоваться? Все понимают, кто я, что я. Может быть, первоначальный интерес она и вызывает у чиновников или бизнесменов. Но дальше уже все в твоих руках. Например, в Омске проходили соревнования по тхэквондо, которое наш [Русский академический] фонд поддерживает. И всегда так незаметно проходили — с родителями и воспитанниками просто. А тут местная пресса анонсировала мой возможный приезд — фамилия. Сразу приехал замгубернатора, федерация сразу получила какое-то финансирование. Я даже не доехал до Омска, а федерация пользу получила. Ну и в аэропорту люди, которые проверяют билеты, улыбаются.

— А как же прийти к любому губернатору и открыть дверь ногой?

— Естественно, нет. На самом деле наши проекты далеки от власти. Мы занимаемся чисто бизнес-проектами. Где-то мы, конечно, соприкасаемся с госструктурами, но это не требует какого-то лоббирования. Стараемся держаться от этого подальше.

— Вы не занимаетесь лоббированием?

— Нет. Этот вид деятельности у нас в стране не развит и не узаконен. Правового поля для лоббизма нет. Теневой лоббизм, конечно, существует. Я знаю, что даже закон такой рассматривается — где-то под сукном в Госдуме лежит. Но до его принятия, я думаю, далеко. У нас многие вещи же обсуждаются. Например, история с ГИБДД. Я был В ОАЭ, на заправке — взял в аренду автомобиль — приезжаю на заправку. Там лежит буклетик с перечнем номеров, которые можно купить за страшные деньги. У нас это давно обсуждается и разные разумные идеи высказываются — с аукциона продавать те же самые номера и помогать семьям тех же погибших при исполнении долга сотрудников. Но это обсуждается десятилетиями и остается на уровне обсуждений. Что касается лоббизма, мы можем высказывать свои пожелания, но все в руках Госдумы. Видимо, нет такой необходимости.

— Во внешних источниках читал, что с Владимиром Владимировичем вы не очень часто встречались на протяжении всей жизни. Пальцами обеих рук можно посчитать?

— Одной руки. Человек очень занятой. Если брать ранний период, то я рос в семье военных. И он человек военный. Соответственно он жил в одной точке, мой отец — в другой точке, и их разделяли тысячи, а порой и десятки тысяч километров.

Все жили небогато. Я даже у дедушки своего спрашивал, почему так редко общались. Он говорил: «У меня трое детей. Я офицер. У меня зарплата 300 рублей. Всю семью вывезти в тот же Ленинград с тремя детьми — отдать всю зарплату офицера. Соответственно просто экономические проблемы мешали более плотному общению.

Впоследствии Владимир Владимирович очень резко взлетел по карьерной лестнице и стал очень занятым человеком. Мы, вся семья, понимаем, какие проблемы и задачи перед ним ежедневно стоят, и стараемся не отвлекать его от всего этого. Мы все разумные люди.

— Да, как-то трудно представить такую большую семейную «посиделку» Путиных.

— Проблемы государственные не оставляют времени для таких вещей.

— Вы в разных сферах себя попробовали. Служили в ФСБ, потом ушли в консалтинг и дальше по этой стезе пошли. Ощущение, будто вы до сих пор себя ищете? Или вот в этой борьбе с экстремизмом и коррупцией, которыми вы занимаетесь — вы и нашли себя?

— Это общественная нагрузка. Я бизнесмен. Где можно заработать, я там и работаю.

— Общественная нагрузка — это Русский академический фонд, где вы председатель правления. А ваш бизнес — это все еще Putin consulting?

— Да. Мы закрыли лондонский офис. Помогаем российскому бизнесу в поисках инвестиций под свои проекты.

— Закрыли по политическим причинам?

— С политикой это, конечно, можно связать, с учетом осложнения ситуации с западными партнерами. Но просто те проекты, на которые мы раньше рассчитывали, закрылись. С нами боятся работать.

— «Ведомости» отправляли вас еще в руководство микрофинансовой организации.

— С микрофинансовыми организациями я взаимодействовал. Но там пресса немного поспешила с анонсами, что я войду в совет директоров [Объединенной микрофинансовой корпорации]. Мы не договорились по деньгам, скажем так. И к микрофинансам я не имею отношения. Так что только консалтинг — мы обычно помогаем людям в подготовке документов, защищаем их на банковских кредитных советах и так далее.

— Сколько стоит защита от Романа Игоревича Путина? Прайс заоблачный?

— По-разному. Это все договорное. Мы смотрим конкретные ситуации и в последнее время очень много работаем с малым бизнесом. Я приведу конкретный пример. У нас контракт сейчас действующий: российские ученые разработали уникальное оборудование в свете чемпионата мира по футболу. Оборудование это за доли секунды определяет, горючее или негорючее вещество в бутылке. По стоимости дешевле металлоискателя. Ребята когда-то сумели пролоббировать свой продукт, и на сочинской Олимпиаде он применялся. Мы сейчас им помогаем в продвижении этого продукта для наших правоохранительных органов. Но в каком плане? Мы проводим им презентацию, выводим на рынок, чтобы они расширили свою линейку и так далее. У них миллион таких разработок.

— То есть и стартапы, по сути, берете в оборот.

— Их тоже, мы даже конкурс объявляли на какой-то стартап, но в итоге ничего полезного для себя среди предложенного не нашли. Не захотели поддерживать автоматическую крышку унитаза, которая опускается и поднимается.

— Я послушал ваш семинар о толерантности в религии и социуме. И в названии «Русский академический фонд», признаюсь, сразу резануло первое слово. Почему не российский?

— Здесь мы немного допустили некорректность. Мы собирали совет, наверное, будем менять название в ближайшее время. Это не такой быстрый процесс — Минюст и так далее.

В наш экспертный совет входят абсолютно все конфессии: буддисты, иудеи, православные, мусульмане. Поэтому мы тут абсолютно толерантны, несмотря название.

— На вашем сайте расплывчатая формулировка: поддерживаем культурные и образовательные программы. Естественно, возникает вопрос — как поддерживаете? В том смысле, на чьи деньги, как минимум?

— Деньги наши, людей, входящих в совет директоров фонда. И у нас есть пожертвования, но они, по сути, не делают погоды. Пока что мы действуем в рамках своих возможностей. То, что расплывчато — да. Мы изначально планировали свою деятельность очень направленно — поддержка русского высшего образования за рубежом. Но в процессе работы мы столкнулись с необходимостью поддержки культурных проектов, спортивных федераций. В данный момент мы плотно работаем с федерацией тхэквондо. Я являюсь председателем попечительского совета. Также боевого самбо — сейчас ведем переговоры о сотрудничестве.

— Вы не можете не поддерживать дзюдо!

— У дзюдо все хорошо. И соответственно культурные проекты. Сейчас мы планируем провести Рахманиновский конкурс, который был забыт и не проводится уже восемь лет. Мы надеемся, что нам удастся его возродить. Там не так много денег надо. Спонсоров всегда приветствуем, но пока сами справляемся.

— Сам вопрос напрашивается: почему не стали чиновником?

— Я был чиновником, когда закончил службу в УФСБ по Рязанской области — работал советником по безопасности мэра Рязани. Сегодня вот даже с бывшими коллегами пообщались.

— А почему не министром экономики или финансов РФ?

— Видимо, у нас есть более достойные и опытные люди. А я ушел в бизнес. Меня абсолютно все устраивает. В чиновники возвращаться не хочу. В бизнесе и заработки интереснее, и режим жизни чиновника — это работа до поздней ночи и отсутствие возможностей перемещения по стране и миру. Хочется свободы.

— Вокруг звучит уже настоящий вопль бизнеса о том, что экономика летит вниз. Ваша тоже летит вниз?

— На нас тоже отразилось, да. Грубо говоря, мы же связаны с проектами, которые требуют консалтинговых услуг. Таких проектов однозначно стало меньше. Наша востребованность тоже снизилась. Мы с 2014 года тоже просели, конкретно моя компания.

— Вы видите пути выхода из этого?

— Здесь по большому счету больше внешних факторов, а на эти факторы может влиять только правительство и государство, и президент в том числе. На самом деле, такой кризисной ситуации нет, просто меняется структура экономики. Нет шальных денег, как раньше. Я даже хочу сказать, что даже взяточничество в таком виде, в котором оно было в начале 2000-х, уже не присутствует. Сегодня выдернуть, грубо говоря, «котлету» и отдать чиновнику — это для любого бизнеса сейчас огромная головная боль. Поэтому деньги сейчас все крутятся в экономике и бизнес становится более прозрачным благодаря усилиям правительства.

— То есть произошла некая смена культуры экономической?

— Абсолютно. Я человек из Москвы, и я хочу сказать — клубы ночные из столицы практически исчезли. Остались единицы. А знаете почему? Потому что никто не готов там спускать шальные деньги и тратить миллионами. Раньше эти шальные «вдруг-деньги» были и спустить их было не жалко. А сейчас их люди зарабатывают.

— Вы, наверное, знаете, что любимый город у Владимира Владимировича на Урале не Екатеринбург, а Нижний Тагил. Путинград — его иногда еще называют. Бывали там? Знакомы с мэром Носовым? Или, может, с губернатором Куйвашевым?

— Не был ни разу в Тагиле. Пока повода не было. Как появится — с удовольствием. И мэра не знаю. А в Екатеринбурге я был уже, по-моему, раз пять. Но с Куйвашевым пока не знаком — общих дел не было.

— Ваши взаимоотношения с Русской православной церковью?

— У нас РПЦ входит в экспертный совет, поэтому все хорошо. Ну и я православный человек. Не фанатичный, но, тем не менее, верующий.

— Вижу, что вы не из тех, кого называют квасными патриотами. Как относитесь к Америке, Трампу и сегодняшней накаляющейся ситуации?

— Мне очень не нравится то, что практически весь мир против нас ополчился. Но вижу, что другого пути, кроме того, который наша страна выбрала — конфронтация и жесткое отстаивание своих интересов — нет. Есть вариант: или мы будем ложиться подо всех лапками кверху, или же будем стоять. К сожалению, как высказался [помощник президента Владислав] Сурков, нам предстоят десятки лет геополитического одиночества. Видимо, так. Но мы самодостаточная страна. Выстоим и, может быть, без «Макдональдса» как-нибудь обойдемся.

— Распространено мнение о том, что у высокопоставленного чиновника большая часть имущества записана на родственников: на тещу 10 машин, на жену 8 квартир, а частный самолет, например, на двоюродного племянника. У вас нет частного самолета, записанного на вас кем-нибудь?

— Нет. Если вы откроете американский вариант Википедии, вы там найдете у меня яхты, особняки и участочек хороший в Калифорнии. Все это, я думаю, провокации со стороны Запада. Мы проинформировали правоохранительные органы об этом. В принципе, они знают об этой ситуации. Википедия нам ответила, что они удалить это не могут. Я сам об этом случайно узнал, когда был в командировке в Камбодже и меня начали расспрашивать про какую-то яхту, «сколько жрет, сколько прет», а я не пойму, о чем речь. Потом выяснилось через несколько месяцев, что, оказывается, такая информация появилась.

— Перед нашей с вами встречей общался с уральским олигархом. Он рассуждает так: если это тот самый Роман Путин — у него же все есть и ему не к чему стремиться. Он прав? Каков смысл жизни, ради которого вы утром поднимаетесь с кровати?

— У меня большая семья — трое детей. Двое маленьких двойняшек: мальчик и девочка. Я живу ради своей семьи, ради Родины. Наши возможности довольно скромные, мы далеко не олигархи, но, я считаю, каждый бизнесмен какую-то маленькую крупицу должен внести. Мы сегодня рассказывали о Русском академическом фонде. Если всю аналитику провести, мы по большому счету поддерживаем то, что помогает вытащить молодежь с улицы и чем-то занять: спорт, культура. Поддерживаем молодых ученых, чтобы они не уехали на Запад. Был конкурс юных физиков, и мы на награждение пригласили руководителей предприятий и познакомили молодых учёных с руководителями тех предприятий, где они смогут практически применить свои открытия. Мы надеемся, что они продолжат это взаимодействие и откроют какой-то новый продукт для рынка российского или мирового.