Год назад в Сургуте фанатик устроил резню. Теперь в России безопасней?

Год назад, 19 августа 2017 года, в Сургуте (ХМАО-Югра) религиозный фанатик, охранник супермаркета Артур Гаджиев устроил резню на улицах города. 19-летний выходец из Дагестана, надев муляж пояса смертника, нападал с топором и ножом на прохожих, пока его не застрелил полицейский. От рук юноши пострадали 8 человек, все они были ранены, но выжили. Ответственность за теракт взяла на себя запрещенная в России террористическая организация «Исламское государство» (ИГ), признав при этом, что никто не управлял Гаджиевым, просто перед самим терактом он записал видеообращение и автоматически был включен в актив ИГ.

Этот случай стал еще одним звеном в серии аналогичных инцидентов, произошедших в 2017 году в РФ. Похожим ножевым атакам подверглись полицейские в Каспийске, Кизилюрте, волгоградском городе Котельниково, Самаре. После ЧП в Сургуте горожан охватила паника, силовики арестовали предполагаемых соучастников. «URA.RU» узнало у социологов, политологов и исламоведов, побежден ли терроризм в России и стоит ли ее жителям опасаться новых вылазок. А если да, где и почему они могут появиться.

Российский исламовед, историк, старший научный сотрудник Центра проблем Кавказа и региональной безопасности МГИМО МИД России Ахмет Ярлыкапов считает, что доказательством ослабления позиций объединенных террористов стал прошедший в России чемпионат мира по футболу. «Мундиаль прошел без эксцессов: террористы угрожали взрывами, но ничего не смогли сделать». При этом эксперт отмечает, что столь активная борьба с радикалами со стороны власти и силовиков привела к проблемам с финансированием исламистских группировок, поэтому теперь они делают ставку на одиночек, но это представляет собой не меньшую опасность.

«Этот феномен необходимо изучать, поскольку уменьшение террористического влияния не ведет к уменьшению идеологического», — подчеркнул Ярлыкапов.

Последователей ИГ, по его словам, очень сложно отследить, эти люди непредсказуемы, у них нет организованных связей и нередко они действуют только из идейных соображений, не получая за это денег. «Сейчас Россия и страны Европы не понимают, что с этим делать. ИГ находит способ по-прежнему держаться „в топе“. Оно поощряет одиночек и неоправданно берет на себя ответственность за какие-либо диверсии. То, что сейчас они делают — очень продуманно. Это серьезный противник, которого нельзя недооценивать», отмечает исламовед.

Несмотря на то, что боевики теряют свои позиции и все меньше привлекают внимание молодых людей, говорить о победе над терроризмом не приходится, соглашается руководитель Центра исламских исследований Института инновационного развития Кирилл Семенов.

Приведя в качестве примера запрещенную в России террористическую организацию «Аль-Каида», он напомнил, что в свое время она превратилась в подпольную структуру, взяла курс на партизанскую войну. И даже если тенденция спада влияния радикалов продолжится, тема борьбы с боевиками будет поддерживаться искусственно, полагает Семенов.

«Без него [терроризма] современный мир обойтись не может. Он нужен как средство для поиска врага, некой общей угрозы. Он настолько вошел в обиход, что вряд ли откажутся сами СМИ и власти. Они теракты делать не будут, но будут напоминать об их угрозе. На данный момент реальных условий, в которых мог бы активизироваться терроризм, нет — их [террористов] держат под контролем», — отмечает он.

Собеседники агентства сошлись в одном: в любой момент ситуация может измениться. «Затишье» может продолжаться долго, но оно не навсегда.

Говоря о регионах, наиболее подверженных риску атак, собеседники агентства сошлись во мнении, что особой разницы между, например, Уралом и Северным Кавказом нет — уязвимы все. Ярлыкапов уточнил, что в этом вопросе все зависит от настроений в обществе. Как правило, примыкающие к радикальным движениям люди реагируют на социальную несправедливость, и если власть, в таком случае, не предоставляет альтернативы, они начинают смотреть в сторону того же ИГ. По его словам, только с 2011 года из России на Ближний Восток уехало 7,5 тысячи человек; из Европы — больше двух тысяч.