Лидер протеста: бороться с храмом на драме будут даже после постройки

Екатеринбургский молебен в первое воскресенье Великого Поста, 17 марта, казалось, закрыл все вопросы противостояния вокруг строительства собора Святой Екатерины. Собравшиеся на набережной городского пруда продемонстрировали численное превосходство: восемь тысяч сторонников против максимум 1,5 тысячи противников стройки. Тем не менее 7 апреля последние устраивают очередную акцию. Для чего и что такого в новом храме, раз ему так активно противостоят, мы спросили у одного из ярких представителей протеста — екатеринбургского маркетолога, бизнесмена Андрея Фирсова.

— Андрей, почему тема собора Святой Екатерины вообще все еще актуальна?

— Для меня она актуальна по трем совершенно простым причинам. Первое. Мой сын должен чем-то дышать. Вторая история. У нашего города есть пять ключевых сущностных характеристик и качеств: это мода, понты, самовлюбленность, безвременье (Екатеринбург — город светлого настоящего, без прошлого и будущего, только здесь и сейчас) и пятая характеристика — это теснота. Город-завод, город-крепость теснота преследует с закладки первого камня.

И вот это стремление впихнуть невпихуемое в случае с храмом к 300-летию — это очень живой и наглядный пример. Пора разорвать этот порочный круг. Прекратить эту практику. Иначе сегодня храм в сквере, а завтра новая высотка в каждом дворе.

И третья, очень простая история. Меня часто спрашивают: а ты точно маркетолог? В этой ситуации я мог бы просто показывать на храм и говорить: вот, видите, где он стоит? В этом и моя заслуга как специалиста. У вас еще есть вопросы на тему, умею ли я работать с общественным мнением? Так что для меня это еще и кейс.

— Естественно, возникали подозрения, что в тему храма вас завели заинтересованные силы. Сразу на ум пришла история с телебашней, которую, как выяснилось позже, не давали снести не только добровольцы, но и определенные интересанты-строители.

— Ну, что я могу сказать. Я знаю, кто давал деньги «Паркам и скверам Екатеринбурга» [общественное объединение выступало против сноса телебашни], это, в частности, «Атомстройкомплекс». Мне, к сожалению, они пока еще не давали — с удовольствием возьму. На защиту сквера я тратил собственные деньги. Частично нам помогают горожане, ведем работу с волонтерами. Но после официального подписания документов Высокинским сбор пожертвований фактически сошел на нет. И так у всех защитников сквера. Местный штаб Навального занял оригинальную позицию. После сентябрьских событий их классическая повестка и открытые выступления оказались крайне рискованными. Когда [соратник Алексея Навального, экс-депутат гордумы] Леонид Волков не захотел мне помогать с открытым протестом, я решил, что они боятся Козицына. Но, оказалось, у этих людей свои интересы. Их задача не спасать сквер, а привлекать внимание и набирать политические очки чужими руками.

Их собственная повестка слишком опасна. И грозит серьезными санкциями, потому они переключились на сквер. Но не сразу. Им нужна была управляемая сила. Таким живим щитом стали «Парки и скверы». И не удивлюсь, если именно штаб навального сегодня является главным спонсором защиты сквера. «Храмовая альтернатива» для развода в темную явно не подходит. Юрий Кузминых совершенно точно сквер спасать не собирается.

Что касается прочих классических защитников сквера. Есть порядка 100 человек в этом городе, которым нравится считать себя защитниками сквера. Им приятен процесс, но не важен результат: спилят эту елочку — будут обнимать соседнюю. После 2 марта ситуация изменилась, но опять же не в лучшую сторону. Окрыленные победой защитники сквера стали яростно бороться с любым инакомыслием. Чего стоят истории с Шахриным и Безруковым. А кто-то объяснил артистам, как ситуация выглядит на самом деле? И вообще у любого есть право на собственное мнение. Без аргументов мы наблюдаем прямой переход на личности. Не попытавшись убедить оппонента, непродуктивно с ходу обвинять его во всех смертных грехах.

Вообще на сегодня со сторонниками постройки храма у меня отношения гораздо более понятные, гораздо более честные, открытые и внятные, чем с защитниками сквера. И сейчас основную проблему для защиты сквера, с моей точки зрения, составляют именно защитники сквера.

— А кто они, эти защитники? Есть у них лидер или лидеры?

— Протестное движение, защитное движение проходило несколько этапов. Был так называемый «Комитет городского пруда». Соорганизатор его, господин [Дмитрий] Москвин, кстати, был категорически против «обнимашек» в самом начале всей истории. А когда все получилось, сказал прямо, что это он спас пруд, да и усилий там особых прикладывать не пришлось. При этом со сквером, по словам Москвина, так не получится и сквер не спасти. Так он говорил ноябре 2018 года. Я ему возражал, что все получится, если мы не будем возражать против постройки храма, но предложим правильное место для него.

Но Дима окончательно стал почивать на лаврах и практически перестал что-то делать — трижды в ситуации, когда он мог сказать про сквер в местных СМИ, он трижды, собственно, эту тему слил. Откуда у Димы деньги — это отдельная история, но будем считать, что он зарабатывает на экскурсиях, а я, видимо, получаю деньги от мировой закулисы. И фамилия Федора Крашенинникова здесь, конечно же, не звучит совсем. А я лично могу подтвердить, что да, действительно, я спал с Федором Крашенинниковым — в одной казарме, во время военных сборов.

— Это лица протеста, я правильно понимаю?

— Параллельно я общался с Анной Балтиной и Настей Бородиновой (это ее псевдоним) — эти люди создали группу «Парки и скверы Екатеринбурга». Эта группа выделилась из «Комитета городского пруда», после того как пруд стало спасать неактуально. При этом параллельно есть еще Марина Сахарова, она возглавляет группу «Реальная история» в ней более 1100 человек — они много лет защищают культурные объекты и памятники, но делают это в слишком категоричной форме, в лучших традициях Новодворской, потому что с Мариной очень сложно договариваться. Для них сквер у драмы — объект не исторический. При прочих равных они в первую очередь стремятся спасти купеческие усадьбы (сад Нурова, усадьба Первушина, сад Казанцева).

Если мы говорим о нашей группе «Храмовая альтернатива», то ее поддерживают активисты Павел Белянкин, Влад Постников (координатор «Открытой России»), предприниматель Влад Березин, Сергей Лоскутов (бывший «зеленый», а сейчас он сотрудничает с «Яблоком»), Андрей Масюра, Алексей Геннадьевич Мосин (историк, уважаемый в православных кругах, сын известного уральского художника).

Ходил я и к [экс-мэру Евгению] Ройзману. Он сказал, что мыслями он с нами. Если мы выведем тысячу защитников, он выведет еще тысячу своих сторонников. Второго марта мы вывели свою тысячу. Теперь, 7 апреля, ждем тысячу Евгения Вадимовича вдобавок к нашей.

— Все, кого вы называете, кроме Ройзмана, не самые известные в Екатеринбурге люди.

— Есть другие люди. Александр Цариков сдержал свое обещание и выступил в качестве ведущего концерта в защиту сквера 16 марта. Особо стоит сказать про [рэпера] Наума Блика, который заявил, что я пытаюсь присвоить его акцию, хотя это я придумал хэштег «#скверубыть». А я всего лишь возмутился тем, что Наум проводил свою акцию без ссылок на «Храмовую альтернативу». Я говорю: «Наум, зачем? Зачем, если ты не аккумулируешь протестный электорат? Пошуметь? Мне это не надо». Но куда интереснее история с обменом открытыми письмами. Владимир Владимирович Шахрин [лидер «Чайфа»] за компромисс. Он просто выбрал неудачное место для компромиссного решения. Но никто ему про другие варианты не рассказал. Наум мог это сделать, но не сделал.

Вокруг сквера хватает и хайпожоров: SMMщик Михаил Пономаренко или бизнесмен Никита Попов, что прославился своим скандалом с [пиарщицей] Валей Гофенберг. А есть и откровенные клоуны, такие как Ярослав Ширшиков (пастафарианец) и Виктор Норкин (бывший семинарист). Я не против юмора, сам люблю пошутить. Так как самые глупые вещи всегда делаются с умным лицом. То, что парни веселые, это неплохо — плохо, что они лентяи. Потому пользы от этого никакой.

Если мы говорим об известных журналистах, что готовы защищать сквер, это Ринат Низамов с Е1, Максим Путинцев с «Эха Москвы», Семен Чирков с ЕТВ, и это только самые известные из них.

— А вы среди этой толпы где?

— Я понял, что есть смысл создавать собственное сообщество и создал «Храмовую альтернативу». За три недели я поставил под ружье 100 человек, сейчас нас уже больше 160. Это те, кто реально активно готов спасать сквер. Собрав группу из 28 экспертов, мы доказали: с защитниками скверов можно и нужно договариваться. Из 16 активистов «Парков и скверов», что являются радикальным крылом защитников сквера, 11 согласились стать экспертами. То есть 2/3 непримиримых защитников сквера — за постройку храма. Их не устраивает только тот факт, что строить его намерены в сквере у театра драмы. Мы за постройку храма — просто в другом месте, не на месте сквера у драмы, не рядом с «Белым домом».

С защитниками сквера у нас («Храмовой альтернативы») важное идеологическое расхождение: они считают, что есть методы, которыми можно спасать сквер, и есть методы, которыми спасать сквер нельзя. А я сторонник нормальной революционной морали, когда можно все, что помогает спасти сквер, исключая содомию и питье крови младенцев по утрам. Я готов был призвать в сторонники черта лысого, прошу прощения, Гринча, похитителя Рождества, [режиссера Никиту] Михалкова — я и ему писал и даже разговаривал с его замом, но он не ответил.

Разумеется, вести диалог с властью и сильными мира сего должен был другой человек. И это готов делать для нас депутат заксобрания Вячеслав Вегнер. Он сказал, что ему нужно протестное движение, и я ушел его делать. Договорились, что в следующий раз, когда он пойдет разговаривать с теми, кто приближен к Андрею Анатольевичу [Козицыну] и Игорю Алексеевичу [Алтушкину], он скажет очень простую вещь: ребята, если вы не хотите разговаривать со мной, тогда придет Фирсов с тем, с чем он обычно приходит. Что касается скандала, провокационного маркетинга — это единственный способ держать повестку и добиваться своего. Сейчас у нас есть позитивная история. Пора провести конкурс и найти лучший вариант благоустройства сквера, чтобы сделать из него полноценное общественное пространство.

— Кстати, про этот провокационный маркетинг пара слов. Психолог Анна Кирьянова говорит, что вы угрожаете ей. Дмитрий Москвин рассказывает, что вы порвали его рюкзак, у большинства более-менее публичных персон в «ФБ» вы забанены. Про вас рассказывают, что в рюкзаке вы носите топор, а несогласным с вами обещаете подарить стеклянный фаллос.

— Я сознательно занял позицию юродивого, шута. Благодаря этому я могу себе позволить говорить правду, а эти люди, к сожалению, ограничены в своих проявлениях. Ведь если начать разбираться и прочитать текст без трактовки, я никому не угрожал. Топор полтора года назад у меня отобрал один заднеприводной товарищ — отобрал и раскроил обухом мне голову. Я, честно скажу, виноват, что порвал Диме рюкзак, но у меня есть компенсация, ношу с собой новый специально для него. Я допускаю, что иногда я бываю резок и слишком настойчив. Но «слишком», в ситуации, когда вот-вот в сквере появятся бульдозеры, не бывает.

Что же касается всех публичных людей. Вы мне говорите про Анну Кирьянову. А я Вам скажу про Антона Симакова и Антона Кузнецова. Это три воина апокалипсиса ТВ 90-х. Нас поддерживает Николай Коляда. То, что сквер у драмы — место неправильное, понимает [писатель] Алексей Иванов. Потому моя скандальность сильно преувеличена. Я отлично договариваюсь с умными людьми.

— Кстати, о вашем появлении — вы, Андрей, возникли в повестке очень неожиданно.

— Я 20 лет в маркетинге. На идеологическом фронте мы вообще во втором поколении. То есть еще батюшка мой, художник-оформитель, рисовал красных мужиков, и я в этом вырос. Поэтому, что такое информационная политика, что такое работа с общественным мнением, я знаю не понаслышке. Работаю в малом бизнесе, рекламная артель «Город мастеров», есть пара-тройка нормальных клиентов.

— Вы екатеринбуржец?

— Нет, сам я из суровых северных металлургов, из Серова, со всеми вытекающими. Как и секретарь обкома Уральской области (1929 год) Иван Кабаков, в чьи заслуги в Екатеринбурге можно записать Уралмаш, Музкомедию, практически весь конструктивизм и так далее.

— Верующий? На шее крест?

— Не крест [показывает на шее шнурок с висящей на нем пулей]. Тут иногда появляется солярный знак. Я безбожник в третьем поколении. Меня смущает позиция Русской православной церкви в текущей ситуации, но я не готов критиковать святых отцов. Это их право. Просто я вижу, что было в 1917 году. Мне очень не хочется повторения этой истории. Я верю, я дважды был в Иерусалиме и понимаю, что что-то, безусловно, есть. И то, что я делаю, тоже не просто так, за мной стоят высшие силы.

— Наблюдаетесь у психиатра?

— Нет. Мне это не надо. У меня есть справка, и я раз в год прохожу соответствующий осмотр, ну, чтобы не возникало вопросов, потому что в нашей работе с людьми ситуации бывают разные. Люди тоже встречаются разные, не всегда здоровые.

— Перипетии в вашей личной жизни — развод, в частности (узнал о нем из аккаунта в Facebook (деятельность запрещена в РФ) вашей супруги, уж извините) — повлияли на ваше отношение к постройке храма?

— Нет, никак. Мы расстались с моей прежней супругой. Я перестал решать ее проблемы, у меня появилось свободное время, и я смог немножко заняться вопросами города. Опять же, отсутствие семьи — оно тоже отчасти снимает вопросы с бытовыми историями, с финансированием, и есть больше времени и сил для действительно социально значимых вопросов.

— Возвращаясь к вашим методикам. Не боитесь, что карнавализация протеста и ваш провокационный маркетинг навредят общему делу?

— Ну, это мне еще [Константин] Киселев говорил, известный оппозиционер с женой в городской администрации. Но дело в том, что самые большие глупости всегда делались с серьезным выражением лица. Еще раз скажу: для того чтобы решить проблему сквера и храма, нам нужно 200 адекватных людей, увлеченных, живых. Они нужны этому городу, и они действительно делают его городом. И если эти 200 человек решат, что храм нужно ставить в правильном месте, то вот высшие силы нас однозначно не оставят. А сейчас ситуация осложняется еще и тем фактом, что нам пытаются навязать идею, что все уже решено и ничего уже не исправить.

— А что смогут противопоставить противники храма…

— Извините, но спасатели сквера или спасители, если хотите!

— Что смогут они противопоставить законным процедурам согласования строительства? Проект утвердил градсовет при губернаторе, прошли общественные слушания — и все с положительным для строительства результатом. Первый камень заложат уже после Пасхи.

— Ничего, вообще ничего не мешает перенести храм, даже когда уже будут позолочены купола. Даже в этом случае — примеры в истории есть. Потому что-то, что делается, по большому счету это ТРЦ для РПЦ. Кстати, история с Краснознаменной группой очень смешная, потому что только стоило мне вспомнить про нее в разговоре с коммунистами, тут же наша городская администрация просто отдала группу, хотя до этого сопротивлялась. Я думаю, следующий этап — мы восстановим телебашню [смеется].

— Но ведь те, кто хочет построить храм, говорят, что они все благоустроят, расстеклят театр драмы, облагородят территорию.

— Эти люди декларируют что? Они хотят сделать наш город лучше к 300-летию. Соответственно, ребята, давайте делать. Я за все пункты, кроме строительства храма на драме. Ведь у Фонда Святой Екатерины есть ресурс, есть желание, но дефицит идей. Когда Фонд Святой Екатерины говорит, что они построят мост на Папанина, я целиком за фонд. Говорят: «Мы сделаем тропу здоровья для скандинавской ходьбы на ВИЗе» — я с ними. Когда они делают много другого хорошего, в том числе поддерживая интересные проекты в этом городе, я целиком и полностью на их стороне. Но когда, извините, они пытаются лишить нас сквера и реализовать откровенно неудачный проект в неудачном месте…

Личные амбиции для большинства из присутствующих важнее реального спасения сквера и общего дела. Вот это меня очень расстраивает, реально объективно расстраивает. Что касается той стороны, то очень много мне рассказывали, что у коллег из Фонда Святой Екатерины хвост, копыта, рога. А там даже серой не пахнет — они хорошие ребята. Мы с ними учились в одном университете, чуть ли не на одном этаже. Они вправе иметь другие представления. Если они готовы работать по понятиям и не ведут бесчестную игру — почему нет. В открытом противоборстве я готов, и я понимаю, что мы победим. Потому что сила — в правде. И в данном случае их проект сырой.

— Какая площадка под храм устроила бы вас?

— У нас изначально было 11, потом их стало уже 20. Все они лучше храма у драмы. Но расскажу о шести самых лучших. Храм можно поставить на воде. Но не у Космоса, а выше по течению, за Макаровским мостом, правее УрГУПСа. В устье реки Ольховки. Это позволит облагородить всю набережную в этом районе, а еще и решить проблему вечной пробки на Гражданской.

Еще символичнее было бы поставить храм на месте бывшей телебашни. А хоккейную «плюшку» можно поставить в любом месте. Например, на Щорса-Белинского. Какая разница? Ее задача все равно в том, чтобы лого УГМК из космоса было видно. Если же храм встанет на месте телебашни, то он отлично впишется в городскую панораму и мы вернем себе высотную доминанту. А сам храм станет знаком примирения медного гиганта и вольного города.

Пустырь Фурманова-Белинского тоже отличное место для храма. Как раз на гостевом маршруте, чтобы столичные чиновники видели: местная администрация без дела не сидит. А то, что это не в центре, так у Большого Екатеринбурга и центр тоже должен быть не маленьким. Отличная идея — поставить храм посреди Визовского пруда. На Большеконном, на острове Баран. Его будут видеть все пассажиры Транссиба. Отлично храм будет просматриваться с набережной ВИЗа. И из всех высоток центра.

Если же говорить о по-настоящему центральных местах, то почему не поставить храм на площади 1905 года? При этом даже Ленин не пострадает. Кафедральный собор стоял прямо напротив входа в горсовет. А трибуна под Лениным лишь сложена из камней того храма. И не только она, но и фундамент дома за 9-й гимназией. Тут проблема только одна. После строительства храма Святой Екатерины отцы церкви начнут восстанавливать кафедральный собор. А то, что два лучше одного, знают даже православные, потому, хотя идея и отличная, на подобный обмен РПЦ вряд ли пойдет.

Так поставьте храм на историческом месте. Вы добивались этого 10 лет. Не в урну же все эти старания. Сейчас можно реально сквер обменять на фонтан «Каменный цветок». Если унять амбиции и восстановить церковь в ее исторических границах. Это отличное компромиссное решение. И тут мы готовы договориться об этом с умеренными защитниками, которых большинство. Неясно, что останавливает в этой ситуации православных и зачем нам идти на конфликт?

— Если Андрей Козицын не согласится даже думать о переносе Ледовой арены УГМК?

— Хорошо, в таком случае мы просто возьмем и сделаем ответный подарок — переименуем город в Козицын. Форма должна соответствовать содержанию. Если все в этом городе принадлежит УГМК, и Екатеринбурга Чернецкого по факту уже нет и господин Тунгусов был последним его оплотом. В этой ситуации, получается еще раз, что жители Козицына чисто паразиты. А «козица» — кожаный мешок, кошелек. Потому Козицын — город богатый. Мы даже логотип уже нарисовали и запустим референдум. Потому что имя города — это вопрос, который волнует 90% горожан. Ну, это следующий этап, если мы не сможем договориться, у нас есть план Б. И, поверьте, есть и план Ц. Но об этом еще рано рассказывать.