Легендарный идеолог 2000-х: во что превратилась свердловская политика

В 2019 год Свердловская область вступила с новым политическим менеджером — вице-губернатором Сергеем Бидонько. За 11 месяцев работы новый куратор внутренней политики региона столкнулся с крупнейшими за два десятилетия протестами в уральской столице, предотвратил несколько социальных конфликтов, курировал избирательные кампании в Госдуму и Заксобрание. Как результат — на премии «Политик года» от «URA.RU» Бидонько поддержало больше всего участников читательского опроса — 25,5 тысяч (34% респондентов).

Но лучше всего работу Бидонько может оценить один из сильнейших политических администраторов области — глава администрации губернатора в 2005—2009 годах, действующий председатель региональной Общественной палаты Александр Левин. Он же — один из 50 членов жюри нашей премии «Политик года» (в эти дни они выбирают победителя). Для «URA.RU» Левин проанализировал достижения коллеги и его предшественников, оценил политические риски и перспективы повторения больших протестов.

— Александр Юрьевич, в августе прошлого года Владимир Тунгусов — куратор региональной внутренней политики покинул команду губернатора. Это стало потрясением для элиты?

— Это уже как-то позабылось, но, если вернуться… Руководитель администрации — это человек, подчиненный губернатору, он им назначен и должен быть готов к отставке в любую минуту. Тунгусов [в 2016 году] принял предположение губернатора и, я думаю, очень хорошо понимал, что это не вечная работа. Потрясение для элиты? Это как-то громко сказано.

— Насколько сильно с того времени поменялись правила игры? Кто сейчас принимает ключевые решения?

— Центром принятия решений в Свердловской области всегда был губернатор, я это говорю из опыта работы. В политическом истеблишменте есть теория о существовании «серых кардиналов», которые принимают решения. Вокруг политиков действительно всегда крутится много людей, но решения принимает губернатор. Правила игры не меняются в этом плане, они остаются едиными — ответственный всегда первый человек.

— Когда в мае у драмтеатра проходили митинги, а летом бунтовали свердловские врачи, мне казалось, что власти в эти моменты утрачивали контроль над ситуацией. Это обманчивое ощущение?

— Понимаете, иногда для власти что-то оказывается неожиданно, в этом нет ничего сверхъестественного. Конечно, она должна прогнозировать, анализировать ситуацию, делать все, чтобы в области был порядок. Но произошло то, что произошло, и власть очень быстро включилась в решение этих вопросов. Что касается больниц Нижнего Тагила, то, конечно, это в первую очередь недосмотр тех, кто отвечает за здравоохранение. Люди на месте вовремя не отреагировали на заявления врачей. Просмотрели!

— При этом во времена Росселя, когда областной администрацией руководили вы, такого не было.

— Не было, но это не значит, что мы все уж предугадывали. Хотя, конечно, Эдуард Эргартович всю свою команду настраивал на то, чтобы все горячие точки выявлять заранее. Это большая работа, потому что трудно из Екатеринбурга увидеть, что происходит в Шалях, Алапаевске, в Ивделе, но там же есть глава, есть депутаты.

— Эти конфликты можно было предотвратить?

— Да практически любой конфликт можно предотвратить. Если построить работу так, чтобы вся информация стекалась [в центр]. Ведь тот хирург, который уже из последних сил написал заявление, он же до этого подобные вопросы ставил [перед начальством]. Хотя стихийные вещи предугадать невозможно.

— А сквер — это стихийная вещь?

— Мне кажется, да. Предугадать это было очень трудно.

— Один из итогов года — появление в политике нового субъекта — гражданского общества, которое до этого все-таки было не так активно. Власть оказалась к этому готова?

— Гражданское общество в Свердловской области всегда было сильно. У нас очень политизированное население, народ грамотный, много общественных организаций. Я не знаю других регионов, где проживало бы 160 национальностей, и для каждой из них область была бы родным домом. У нас это так, и это говорит о том, что власть умеет работать в этом направлении. Другое дело, что этот протест показал, что есть стихия, которая может аккумулировать большое количество людей.

— У предшественника Сергея Бидонько — Владимира Тунгусова — был определенный почерк: интриги, временные коалиции, создание управляемого хаоса. Можете оценить, в чем метод Бидонько? Вообще насколько сильно за этот год изменился подход к управлению политическими процессами?

— Стало больше открытости. Он [Бидонько] открыт к разговору с разными людьми, внимательно выслушивает, фиксирует и реагирует. Открытость, доступность — это очень важно для человека, который занимается внутренней политикой. Слушать всех, а не делить людей на наших и чужих.

— Сергей Бидонько после своего назначения ввел практику встреч с политконсультантами. А с вами он советуется?

— Советуется, когда ему нужно.

— Вспомните последний такой случай?

— Когда происходили события в сквере, он пришел к нам на заседание Общественной палаты, где мы обсуждали эти вопросы, там были представители епархии и тех, кто митинговал. Потом, когда мы с ним общались, я сказал, что надо идти на опережение, и он попросил по некоторым острым точкам, где могли бы быть конфликты подобного рода, дать совет. Когда я ему назвал эти места, наши позиции совпали.

— Что за места?

— К примеру, ситуация со строительством биатлонного комплекса на Московском тракте, памятник Ленину в Ревде, храм буддистов на горе Качканар. Он спросил, что можно сделать. Я предложил создать рабочие группы, которые по каждому острому объекту стали разбираться, говорить с людьми. А последний раз он звонил и спрашивал о развитии цифрового телевидения.

— Прошел ровно год с момента назначения Александра Высокинского главой Екатеринбурга. Как вы считаете, эксперимент с возвращением в город «сильного» мэра удался?

— Я ничего против Высокинского не имею, но сильный мэр — это тот, который избирается жителями всего города. Но, конечно, то, что происходит сейчас, по структуре значительно лучше, чем было. Когда непонятно, кто отвечает за город, — это ненормально.

— А если говорить о результатах его работы?..

— Я бы не стал сейчас об этом говорить. Прошел только год. Мало. Даже при его опыте это очень маленький срок, он сейчас только осмотрелся и понял, куда попал. Серьезным показателем будет второй год.

— Еще один субъект в политике, о котором ранее говорилось не так много, как в последние месяцы, — финансово-промышленные группы, которые пытаются нарастить влияние на политические процессы. По-вашему, это проблема?

— Проблема, если это есть.

— А это есть?

— Я не знаю. Мне кажется, если это существует, с этим тоже надо что-то делать. Потому что бизнес должен заниматься бизнесом.

— Редакция «URA.RU» уже начала подводить итоги года, наши читатели выбрали тройку финалистов редакционной премии «Политик года». Ожидали увидеть в шорт-листе именно эти имена?

— Читатели выбрали, как им видится. Если бы я составлял список, он, может быть, выглядел бы иначе. Политик номер один в области — это всегда губернатор, чтобы ни случилось. Что касается этой тройки, то здесь, конечно, тяжеловес — Сергей Бидонько. Он, во-первых, по своему статусу выше, во-вторых, по политическому весу. Поэтому я не скрою, что я голосую за него в этой тройке.

— Кого вы могли бы назвать антигероем года?

— Я бы не стал антигероя называть. Если кто-то что-то совершил плохое, давайте дадим ему шанс исправиться.