Казахский политолог: на реформы Путина спровоцировал опыт Назарбаева

После того, как российский президент Владимир Путин инициировал внесение поправок в Конституцию, меняющих систему распределения полномочий между властными структурами, появились оценки, что делается это по примеру экс-президента Казахстана Нурсултана Назарбаева, который покинул свой пост, но получил титул «Лидера нации», остался членом Совета безопасности и Конституционного совета Казахстана, а также председателем правящей партии «Нур Отан». Член национального совета общественного доверия при президенте Республики Казахстан, политолог Марат Шибутов оценил, в чем схожесть и различия ситуации в соседних странах.

— Путин выступил с идеей изменения Конституции за четыре года до президентских выборов, за полтора года до выборов в Госдуму, когда, казалось бы, нет никаких предпосылок…

— У нас [в Казахстане] транзит продолжался в общей сложности 19 лет — пока готовили всю почву и так далее. Скорее всего, [Путина] спровоцировал казахстанский опыт. Во-вторых, прошлые выборы он выиграл даже без предвыборной программы. Ощущение такое, что следующие выборы будут другие. Как у нас — прибавились молодые избиратели и вся медийно-политическая машина к ним оказалась не готова. У вас в прошлом году тоже было протестное голосование на выборах.

— Вы считаете, что трансфер власти, который прошел в Казахстане, успешен?

— Пока успешен. Окончательно мы увидим оформление транзита после парламентских выборов, которые пройдут в конце 2020 года. Какими они будут при том, что действующий президент будет оказывать на них влияние — вот это главное в смысле завершения. Это достаточно инерционные процессы, думаю, что в России они будут проходить еще более медленно, потому что страна больше. Чтобы успеть к 2024 году, нужно было начинать еще раньше.

— Путь наших двух государств уникален или есть аналоги?

— Можно посмотреть на Францию, когда голлизм (политическая идеология, основанная на идеях генерала де Голля — прим. ред.) исчерпал себя. Можно привести в пример Аргентину. Тут мы можем только предполагать. Всегда есть возможность, что Россия свернет в сторону силового варианта. Сейчас в российском обществе чувствуется запрос на демократизацию и в то же время на военную хунту.

— Есть вероятность, что Россия станет вторым Ираном — пойдет по такой модели развития?

 — Нет, для этого сначала нужно завести шаха, потом его свергнуть, а потом куда-то там идти.

Скорее [России] нужно смотреть на Латинскую Америку, потому что там есть весьма интересные для России примеры.

— Какие? В чем интересность этих примеров?

— Я бы изучал опыт Бразилии и Аргентины, россияне похожи на них по имущественному неравенству, отсутствию верховенства закона, декларативности многих вещей в политике. К примеру, в Аргентине живут итальянцы, испанцы — те же европейцы, но у них не получается ни Испании, ни Италии. У нас же все те же европейские институты, но почему-то не работают.

У россиян такая же любовь к левым и правым течениям — многие до сих пор «проживают» Гражданскую войну. России немного больше повезло с ресурсами, можно считать, что повезло и с климатом, зима дисциплинирует, заставляет население планировать свою жизнь. Было бы жарче, вполне могли бы появиться фавелы (трущобы — прим. ред.), как в Бразилии.

— Внешнеполитические причины могли повлиять на решение Путина?

— Я считаю, что это скорее изменения в российском обществе, в котором появились новые тренды: антиистеблишментная волна, медийные изменения. Сейчас вопрос, насколько элита в возрасте под 70 лет готова говорить с избирателями, условно говоря, 38-ми лет. Мне кажется, элита посмотрела и поняла, что говорить им не о чем.

— Даже более мелкие события в России вызывают усиление санкций со стороны Запада (тот же арест режиссера Олега Сенцова), но в данный момент мы этого не видим, хотя поправки вносятся в основополагающий документ — Конституцию. Это значит, что такие изменения в какой-то мере санкционированы международным сообществом?

— Сейчас кто угнетается? Изменения Конституции касаются русского народа, Сенцов — это украинец. У русского народа на Западе союзников нет.

— То есть, раз санкций никаких не просматривается, всенародное голосование за поправки в Конституции нельзя рассматривать как возможную страховку от осложнений на международной арене?

— Даже если будут санкции, ну и что. Китай вон сколько лет находится под санкциями. На любую санкцию можно объявить контр-санкцию. Россия же еще не говорила, что, если вы введете еще одну санкцию, мы выйдем из договора о нераспространении ядерного оружия и возобновим ядерные испытания. Этот ответ стразу всех поставит на место.

— Ожидается, что изменения в Конституцию будут внесены до 1 мая. При этом празднование 75-летия Дня Победы будет мегапраздником — можно ли считать, что приезд иностранных лидеров символом легитимизации новой власти?

— Да, похоже на то. Все слишком быстро движется — не как политическая реформа, а как всегда бывает у Путина — спецоперация. Все уже решено и все делается, несмотря на алгоритмы — лишь бы быстрей. Стремление все сделать к одной красивой дате может очень плохо потом отразиться. Западу на это наплевать, а на будущем России это может не очень хорошо сказаться. Потому что такой нигилизм очень долго может аукаться

— Можем ли мы сейчас спрогнозировать конфигурацию власти в России в 2025 году?

— Я думаю, скорее будет более распределенная модель. Суперпрезидентские полномочия, конечно, будут, но их немного урежут в пользу других ветвей власти. Чтобы никто не имел «контрольного пакета». У нас произошло так же, но у нас эти ветви власти еще не поняли, не распробовали свое могущество и активно им не пользуются. Сейчас уже нет единого центра, нужно со всеми договариваться. У вас вырастут в силе госсовет и совет безопасности.