Когда ждать нового объединения регионов

Тема объединения субъектов России вернется в повестку не раньше, чем после сентябрьских выборов в Госдуму, уверен профессор, автор 300 работ о развитии страны и регионов Владислав Иноземцев. Оптимальным временем будет 2022 год, когда до президентской кампании будет много времени, и власти могут принять непопулярные решения, заявил он в интервью URA.RU. Сам Иноземцев против объединения регионов, ведь оно обостряет сложные вопросы федеративного устройства, а иногда и межнациональные отношения.

— Тема укрупнения регионов не поднималась с прошлого года, когда обсуждалось объединение НАО с Архангельской областью. Затем о возможном слиянии Курганской и Тюменской области, а также Еврейской автономной области с Хабаровским краем заявил вице-премьер Марат Хуснуллин. В Кремле подтвердили, что такое возможно. С тех пор она периодически обсуждается. Как считаете, это частное мнение Хуснуллина или тема стоит на повестке дня в правительстве и в Кремле, и он бросил некий «пробный шар»?

— Думаю, Хуснуллин отражал обсуждения и дебаты, которые идут в правительстве. Но ему вряд ли было дано прямое указание их озвучивать. Мне кажется, что желание сократить количество субъектов, ну и заодно их полномочия, присутствует у руководства страны. Российские власти хотят управлять более простыми и послушными субъектами. С точки зрения Кремля, чем их меньше, тем лучше. Та же история с присоединением Ненецкого округа к Архангельской области решала очень многие бюрократические проблемы, а новый крупный субъект моментально становился бы донором федерального бюджета.

— Впереди парламентские выборы. На ваш взгляд, будет ли тема объединения регионов подниматься до голосования?

— Если власть захочет объединить регионы, то время между концом парламентской кампании [сентябрь 2021 года] и 2024-м годом [выборы президента] хорошо подходит. Мы прекрасно помним, что

все непопулярные инициативы предпринимались после крупных выборных кампаний, когда до следующих еще далеко. Последний пример — повышение пенсионного возраста

[решение было принято после президентских выборов 2018 года и за три года до выборов в Госдуму-2021]. Поэтому такие шаги возможны начиная с 2022 года. Во время парламентских выборов эта тема подниматься точно не будет.

— Какие регионы ни при каких условиях не подпадут под укрупнение, по вашему мнению?

— Национальных республик меньше быть не может. Это раз. А такие регионы, как Красноярский край, которые и так уже как пол-Европы, куда еще их можно укрупнять? Опять-таки, зауральские территории — они все достаточно крупные. Красноярским, Забайкальским краем и Камчатской областью сложно управлять — это территории, которые и так слишком велики по своей площади.

— Остаются регионы из центральной России?

— Сегодня можно относительно безболезненно объединить только чисто русские регионы. Например, Рязанскую область с Калужской. Я не вижу в этом катастрофической проблемы. Но не вижу и необходимости. У нас есть Ингушетия с населением чуть более 500 тысяч человек, маленький регион, который никак нельзя соединить с Чечней или Северной Осетией. И, например, Воронежская область с населением в 2,3 млн человек, которую могут вдруг захотеть с кем-то слить. И возникает вопрос: почему русский регион с двумя миллионами человек можно присоединить к другому, а Ингушетию нельзя? Над кем у нас позволено ставить эксперименты, а над кем — нет?

— Вы сами сказали — федеральные власти хотят укрупнить регионы, чтобы легче ими управлять.

— Я этого не понимаю. Экс-губернатор Красноярского края, ныне покойный Валерий Зубов рассказывал мне, что в самые тяжелые времена, в 1992—1995 годы, именно губернаторы, которые были избраны в регионах и имели полномочия, авторитет, выступали очень хорошим буфером между недовольными людьми в регионах и Москвой. В какой-то мере этим снижался градус общественного раздражения. Сейчас Москва замыкает на себя фактически все. И пока ситуация хотя бы в экономической сфере стабильная, это можно терпеть. Но, если возникнут проблемы (экономические, политические, социальные) то я боюсь, что единственный центр власти будет подвержен серьезным перегрузкам, если в стране не будет авторитетных региональных руководителей — причем как можно ближе к народу, а не на большой дистанции от него.

— Вы считаете, что Россия сможет существовать без жесткой вертикали, централизации?

— Мы пытаемся создать иллюзию, что страна единая. Но эта иллюзия — опасна. В начале 2000-х годов у меня было несколько разговоров с [экс-президентом СССР] Михаилом Горбачевым на эту тему. Мы обсуждали, почему национальный вопрос оказался таким неожиданным для Компартии и так резко вышел на первый план. И Михаил Сергеевич откровенно говорил, что в ЦК КПСС обсуждались экономические проблемы, инициативы по демократизации, по развитию гласности, созданию элементов правового государства. Но страна не воспринималась как разделенная на национальные территории. Считалось, что это обычная европейская страна, с единым гражданством — что «новая историческая общность людей» давно существует. Ее отсутствие в СССР заметили слишком поздно. Но мы и сейчас пытаемся создавать вид, что национального вопроса в России нет. Во всем мире этнические движения и национальные идентичности играют все большую роль, а у нас их как бы нет и не было. Мне кажется, что нам не надо закрывать глаза на то, что фактически создается собственный эмират в Чечне, что множество русских уехало из северокавказских республик, Тувы, Горного Алтая.

Бывший премьер-министр Великобритании Тони Блэр сделал очень хорошую вещь, когда он в конце 1990-х годов без жесткого нажима снизу передал очень большое количество полномочий Уэльсу и Шотландии, тем самым предвосхитив возможность какого-то низового протеста. И сделал абсолютно правильно — Великобритания до сих пор едина. И это отличает ее от той же самой Каталонии, где два-три года назад были серьезные события на почве развития движения за большую автономизацию.

— То есть в других странах не обсуждается укрупнение субъектов, это у России особый путь?

— У России был целый период объединения регионов, который начался еще в 2003-м году и активно использовался до 2008-го года, до конца второго президентского срока Владимира Путина. Потом это прекратилось. Проблема заключается в том, что Россия декларирует себя как Федерация. Но в других Федерациях я не знаю прецедентов по укрупнению субъектов. Есть обратные процессы — в результате низовых движений в федеративных странах возникают новые субъекты, обретающие дополнительные права. Например, сейчас в Америке идет спор по поводу Вашингтона, жители которого хотят превращения города из особого федерального округа в новый штат. В Канаде постоянно возникают такого рода проблемы. Борьба идет за расширение автономии и дополнительные права. Нигде нет тренда на унификацию.

— Один из аргументов в пользу укрупнения субъектов РФ — короткая «кадровая скамейка» потенциальных руководителей регионов. Где взять готовых губернаторов сразу на 85 субъектов?

— «Кадровая скамейка» не короткая, а кривая и бездарная. Приведу пример. В 1990-е годы, когда в стране начались потрясения, упоминавшийся мной Валерий Зубов преподавал экономику в Красноярском университете. Потом его пригласили в правительство края для экономической работы. А через год он был избран губернатором. В регионах огромное количество людей, которые болеют за судьбу своей территории, которые жили там постоянно и вполне могут быть адекватными руководителями. Я против тенденции, когда губернаторов присылают из Москвы. Нет ни одной Федерации в мире, где президент может назначить губернатора. Региональная политика — это региональная политика. А Москва должна прислушиваться к регионам, отвечать их чаяниям, потому что это Федерация. Поэтому не думаю, что здесь вообще должна идти речь о какой-то «скамейке запасных». Эти «скамейки» есть в каждом регионе, и очень длинные. Их сейчас пытаются искусственно «укоротить», но это неправильно.

— Вы против укрупнения регионов. А как считаете, будут ли приняты в состав России непризнанные территории — Южная Осетия, Луганская и Донецкая республики, Абхазия? И можем ли мы объединиться с Белоруссией?

— Такой вариант возможен, если Кремль посчитает, что это повысит популярность власти и укрепит позиции президента. Но, я думаю, только за исключением Белоруссии. Потому что проблема Южной Осетии, Абхазии и Донбасса связана с тем, что в этих регионах люди на протяжении многих лет в том или ином виде зависят от России, они стремились в Россию, у многих есть российские паспорта. К тому же у жителей есть воображаемые или реальные враги — правительства, которые вели несколько гражданских войн с этими регионами. Это Грузия в случае с Абхазией. Это Украина в случае Донбасса. Войны, вне зависимости, кто в них был прав, а кто виноват, порождают ненависть, отчуждение, желание обрести внешнего защитника.

— Почему Белоруссия — исключение?

— В Белоруссии сформировалось общество, которое не хочет ни в Россию, ни в Европу. Это общество состоит из миллионов людей, которые за годы приспособились к их нынешнему статусу. Это страна, в которой полтора миллиона человек имеют постоянные Шенгенские визы. Сотни тысяч людей работают в странах Балтии и в Польше. Если вы присоединяете Беларусь к России, огромное количество людей лишаются привычного образа жизни. Я не говорю, что это еще и вызывает международный скандал страшной силы. Россия получает огромное число людей, которые не готовы жить так спокойно, как хотелось бы Кремлю, чтобы жили его подданные.