Как врачи Екатеринбурга спасли от смерти миллион человек

Около миллиона свердловчан прошли через Уральский институт кардиологии со дня его основания в 1976 году до сегодняшнего момента. Кардиоцентр, входящий в самые разные рейтинги лучших клиник страны, уже давно является визитной карточкой Екатеринбурга. О революционных решениях, каждый год предотвращающих тысячи смертей, в год 300-летия города рассказал руководитель Уральского института кардиологии, доктор медицинских наук, профессор, заслуженный врач России Ян Габинский.

— Правда ли, что деньги на строительство кардиоцентра, известного сегодня на весь мир, собрали на коммунистических субботниках?

— Да, как мне объясняли, все деньги, собранные когда-то на коммунистических субботниках, были отданы здравоохранению, и на них в том числе построили первый в стране кардиологический центр. Руководил стройкой Борис Николаевич Ельцин — первый секретарь обкома партии. Затем через многие годы, уже будучи президентом РФ, он приехал в Уральский институт кардиологии — я уже был его руководителем — он зашел в мой кабинет и все это вспоминал…

— Все говорят про уральскую кардиологическую школу, что это за школа?

— Мы приверженцы школы Бориса Павловича Кушелевского — это был лауреат государственной премии. Он получил эту премию вместе с известными кардиологами страны — академиками Евгением Ивановичем Чазовым и Павлом Евгеньевичем Лукомским — за создание организационных технологий для лечения острого инфаркта миокарда.

Борис Павлович Кушелевский был главным терапевтом Уральского военного округа, он возглавлял кафедру факультетской терапии Свердловского медицинского института. После него кафедру возглавил Семен Самойлович Барац, а в 1998 году ее возглавил я — для меня это очень почетно. У нас много что на Урале было впервые благодаря нашим кардиологам.

— В чем вы были первые?

— Сам кардиоцентр, появившийся в Екатеринбурге, стал первым в стране. Он был построен рядом с городской клинической больницей скорой помощи — там были собраны лучшие кадры, через эту больницу проходило все студенчество. В 1976 году, когда был построен кардиологический корпус, вся наша молодая команда перешла туда, возглавил ее мой брат — доктор медицинских наук, профессор Владимир Габинский.

Тогда перед нами стояла очень серьезная задача: смертность от инфаркта миокарда зашкаливала, и с этим нужно было что-то делать. Сначала мы впервые в Екатеринбурге и стране внедрили кардиологические бригады скорой помощи. Это специализированные бригады, которые выезжали на вызовы к пациентам с жалобами на боли в сердце и за грудиной. Там работали сильнейшие кадры — Виталий Белокриницкий, Владимир Фиалко и др.… Люди очень ждали, когда к ним приедет именно специализированная бригада, потому что знали, что это талантливейшие и опытные врачи, и они обязательно помогут.

Потом мы добились организации палат интенсивной терапии в кардиологических отделениях города — к этому я уже имею непосредственное отношение, ведь в 28 лет я стал главным кардиологом Екатеринбурга. После палат интенсивной терапии мы стали внедрять дефибрилляторы, в том числе собственной разработки, совместно с Уральским оптико-механическим заводом. Они спасали при нарушении сердечного ритма и фибрилляции желудочков, когда сердце просто «трепыхало» и не выбрасывало кровь в аорту. Наружный массаж сердца и дыхание «рот в рот» не помогали, люди умирали от внезапных смертей. Дефибрилляторы же убирали эти «трепыхания», восстанавливали сердечный ритм и фактически спасали жизни.

— Что ни решение, то мини-революция в медицине…

— Да, так и есть, потом появились новые препараты — так называемые бета-адреноблокаторы. Они уменьшали частоту сердечных сокращений, а значит и нагрузку на сердце. И больному становилось легче. Но самое главное, наш Борис Павлович Кушелевский вместе с академиком Исааком Яковлевичем Постовским здесь, в Екатеринбурге, синтезировали новый препарат, разжижающий кровь, — фибринолизин, — и впервые ввели его пациенту.

Для понимания, причина инфаркта миокарда связана с тем, что в сердечном сосуде возникал тромб, кровь не могла поступать к сердцу, как следствие — омертвевала часть сердечной мышцы и возникал инфаркт миокарда, а впоследствии — сердечная недостаточность… Фибринолизин же растворял уже сформировавшиеся сгустки и предотвращал появление новых.

— Вы сказали, что смертность от сердечных болезней зашкаливала. О каких именно цифрах идет речь?

— Смертность при инфаркте миокарда составляла в 60-е годы 50-60%, то есть умирал каждый второй. Это очень большая цифра. Сейчас мы держим достаточно высокую планку: летальность в нашем центре составляет 4-6% при средней летальности по медучреждениям страны 11-15%. Это дорогого стоит! Мы посчитали, что с 1976 года по 2023 год через руки наших врачей прошло около миллиона жителей! Всем этим мы очень гордимся!

Врачи ведь раньше не знали, что делать с пациентами при инфаркте миокарда, они заставляли их лежать на спине по 30 суток. Современная реабилитационная программа позволяет уже на первые-вторые сутки пациента переворачивать, на третьи — четвертые сутки они встают.

Мы вместе с заместителем директора, доктором медицинских наук, профессором Мариной Фрейдлин придумали так называемую технологию конвейерного лечения острого инфаркта миокарда, когда больной после реанимации проходит свой специальный конвейер. В зависимости от его состояния мы подключаем те или иные процедуры, чтобы ускорить выздоровление.

— У вас есть книга «Кардиограмма судьбы». Про взлеты кардиоцентра вы уже рассказали, но в кардиограмме есть и падения…

— Очень не хочется в год 300-летия города говорить про падения, но и они, конечно, были. Было время, когда один за другим менялись министры здравоохранения. Не буду сейчас оценивать их деятельность, но негативные тенденции, связанные со сменой руководства кардиоцентра, у них присутствовали. Министры ушли, а лучший кардиоцентр страны продолжал работать и спасать жизни свердловчан. Спасибо за это руководству области.

Нам в этот период пришлось очень активно защищать свою позицию и правоту. Мне очень приятно, что тогда за меня встал коллектив. Оказывается, что когда твоя судьба, судьба твоего центра висит на волоске, команда в силах переломить ситуацию.

— За что они вас так любят, как вы думаете?

— Я вышел из тех же рядов, что и моя команда. Я себя над ними никогда не возвышаю. Они говорят, что я требовательный, но добрый руководитель. Каждый из них знает, что если столкнется с какой-то проблемой, даже не связанной с работой, можно прийти ко мне в любое время, у меня нет никаких специальных часов приема, я вникну и помогу, если могу, я никогда никого не отталкиваю.

Часто я допоздна сижу на работе — до 8 или 9 часов вечера, и младший медицинский персонал старается именно в это время ко мне забежать. Они знают, что здесь уже никого нет, что я один и что со мной можно спокойно обо всем поговорить.

Мы все очень привязаны к нашему кардиоцентру, это наш второй дом, мы все его любим, и у нас практически нет текучки кадров. Наша команда — это золотой фонд Екатеринбурга, и мне очень важно этот фонд сохранить.

— Сейчас кардиоцентру 47 лет. Если переводить на человеческий возраст, то что это значит? Не пора ли проверять сердце?

— Надо идти обследоваться раньше. В нашем проекте коронарного паспорта мы говорим, что надо начинать обследоваться в 30 лет. Буквально на этой неделе к нам поступали 32-, 36- и 38-летние пациенты. Все — с инфарктами миокарда. У одного инфаркт случился на футбольном поле, у второго — в фитнес-зале, у третьего — после стресса.

Для этого мы и создали технологию коронарного паспорта: она включает в себя ряд обследований, которые вместе с анализом рисков конкретного человека позволяют определить все возможные угрозы и предотвратить их. Сейчас мы даже знаем сроки старения сосудов сердца (коронарных сосудов). Этого до нас в мире никто не делал.

Сейчас фактически никакого глубокого обследования человек не проходит. Диспансеризация — это, конечно, хорошо, но она включает в себя только электрокардиограмму, анализы крови, в том числе на сахар, холестерин, измерение артериального давления и др. Как человек, который давно работает с кардиологическими пациентами, могу сказать, что все это мало эффективно для оценки кардиологического состояния и не может предупредить развитие инфаркта, особенно в раннем возрасте.

Буквально на днях мы разговаривали об этом с нашим министром здравоохранения Андреем Александровичем Карловым, и он согласился, что в диспансеризацию нужно включать более глубокое кардиологическое обследование — в виде коронарного паспорта. Надеюсь, что нам удастся внедрить эту технологию в Свердловской области.

— Вы — человек творческий, вы написали музыку и слова для гимна кардиологов России, а гимн Екатеринбургу к 300-летию напишите?

— Вы знаете, а ведь он уже есть. К 285-летию города я написал песню, посвященную Екатеринбургу. Впервые я дал ее послушать Аркадию Чернецкому. Я пришел к нему в кабинет, он тогда был мэром, принес ему ее на диктофоне. Он надел наушники, послушал, а потом говорит: «Включи еще!» И так он ее послушал три раза.

Я очень горжусь этой песней. Раньше «Уральские авиалинии» при посадке самолетов в Екатеринбурге включали эту песню. В ней я все сказал о своей любви к городу. Этот город сделал для меня все: здесь я закончил институт, здесь я играл в КВН (был капитаном университетской команды), здесь я пришел в первый кардиологический центр страны, здесь я участвовал в создании первых технологий в кардиологии, здесь я создал лучший кардиологический коллектив страны, спасающий тысячи жизней свердловчан.