Экономист Белоусов: как Россия будет жить до 2030 года

Технологический рывок в России невозможен без масштабной профессиональной переподготовки и трудовой миграции граждан в другие регионы — иначе людям, которых заменят машины, будет негде работать, а без повышения производительности Россия не сможет выйти из ловушки бедности трудящегося населения. Об этом в интервью URA.RU рассказал Дмитрий Белоусов, замгендиректора Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования (ЦМАКП).

— Принятый проект федерального бюджета традиционно сохраняет высокие расходы на социальную политику. Что вы можете сказать о перспективах ее реализации, особенно учитывая удорожание продуктов?

— У нас хорошая, хотя и слишком «сфокусированная» социальная политика. Одним из ее главных достижений за последнее время является прекращение воспроизводства бедности в отличие от 1990-х годов: теперь, если ты родился в бедности, то ее можно избежать.

Но наша социальная политика ориентирована именно на категорию бедного населения. Она не затрагивает категорию так называемых «предбедных» граждан. Это более масштабная история, она решается не субсидиями, а повышением оплаты труда. А значит — ростом его производительности и созданием условий для смены профессии и места работы.

Есть еще одна проблема. Социальные пособия и выплаты мы индексируем по среднегодовой инфляции, а от нее индекс цен для бедных сильно отличается — причем обычно они растут быстрее, чем «в среднем». Правда, большую часть 2023 года цены для бедных росли медленнее, чем общий уровень инфляции. Но с осени из-за удорожания продовольствия и других товаров индекс цен для бедных опять начал расти ускоренно. Хорошо, когда получается, что бедность снижается благодаря медленно растущим ценам. Но бывает так, что мы, наоборот, из-за ускоренного повышения цен на продовольствие не видим резкого повышения этого индекса и соответственно масштаба нарастания проблем у малообеспеченных до момента поступления данных социологии о возросшем количестве людей, которым «хватает денег только на еду».

— А какая сейчас ситуация со стоимостью продуктов в России? Каких цен могут ожидать люди в 2024-м году?

— За рынком хлеба установлен довольно плотный контроль: да, идет ползучий рост цен, но здесь ситуация контролируется, причем по всей цепочке поставок. Здесь нет оснований ожидать неприятностей.

Хлеб для нас — сигнальный товар, почти сакральный: дорогой хлеб влияет на всю повестку на региональном и федеральном уровне, поэтому здесь выстроена система — от регулирования экспорта зерна через муку до контроля цен «на полке».

Сейчас у нас также идет сезонное удорожание «борщевого набора» и плодовоовощной продукции. С томатами сейчас мы получили удорожание, отчасти связанное с логистикой из Закавказья. Здесь надо смотреть, связаны ли такие цены с сезоном или есть какое-то системное изменение.

За курицей и яйцами тоже надо внимательно следить, потому что здесь есть и история со стороны затрат, в том числе проблема с удорожанием импортных кормовых добавок, и, возможно, региональный монополизм.

— А что сейчас в целом происходит с доходами населения?

— Мы сейчас уверенно выходим в плюс, так как у нас идет рост главного компонента доходов — заработных плат. С помощью их повышения фирмы борются за высококвалифицированные кадры.

Здесь мы можем столкнуться с проблемой нехватки финансовых ресурсов компаний для удержания ростов зарплаты.

Также на их повышение влияет лидерский эффект от денежного содержания, которое мы предлагаем на СВО. Когда мы говорим, что боец получит около 200 тысяч рублей, а специалист и еще больше — это определенный ориентир для работников и работодателей «на гражданке», и под это подтягиваются основные виды занятости.

Была в свое время история с угольной отраслью, когда первый раз повысили зарплату учителям. В тот момент сразу начали сыпаться письма шахтеров о повышении зарплат, так как «жена стала получать половину моей». Тогда ее вынужденно повысили.

— Вы ранее сказали о нехватке кадров, и премьер-министр РФ Михаил Мишустин также отмечал, что при низкой безработице в ряде отраслей не хватает работников. Что сейчас с рынком труда в России и как будет дальше развиваться ситуация?

— У нас одновременно верны два утверждения — жесткий дефицит труда и избыток низкооплачиваемых кадров на производствах, слабо оснащенных технически и поэтому обладающих низкой производительностью. Не из-за того, что «плохо работают», а потому что такая структура экономики.

Причем в ряде регионов натуральное «зацикливание». Мы не рискуем внедрять новую технику и технологии, потому что точно не знаем, куда потом пойдут работать люди. Но в итоге эти же люди получают недостаточные зарплаты, воспроизводящие ту самую «предбедность». А сейчас обстоятельства требуют внедрения соответствующей современным требованиям техники и высвобождения занятых при нормализации отплаты их труда. Вот небольшой пример: пять комбайнов, оснащенных компьютерным зрением, теперь требуют только двух неплохо оплачиваемых операторов, а остальные три человека просто уходят.

Отсюда вытекает основной вопрос: как в социальном плане мы сделаем этот рывок в производительности труда даже с учетом наличия своих и доступных на рынке китайских технологий? Ведь нам нужно еще обеспечить переквалификацию рабочей силы и условия для ее переселения в другие регионы, где навыки работников будут востребованы.

Решение этого вопроса может стать основным на следующие два политических цикла.

— Какие еще задачи предстоит решить России в ближайшие два политических цикла?

— Для суверенного технологического развития необходимо наладить взаимодействие отечественных научных институтов и бизнеса. Они долгое время были оторваны друг от друга. У нас прикладная наука жила отдельной жизнью, где лучшим достижением было получать международные гранты и публиковаться в высокорейтинговых и уважаемых научных журналах, но не заниматься научно-технологическими проблемами бизнесов «на земле».

У нас также есть компании и бизнес, которые покупали готовые технологические решения и оборудование на Западе и в Китае, иногда даже адаптированные под российскую специфику. Для них это было проще, они просто тратили деньги и у них сразу все начинало работать.

Обе стороны очень «любили» друг друга: производственники не хотели работать с учеными, а ученые не хотели ориентироваться на потребности бизнеса. Больше так жить просто не получится. И уже давно сбоить начало. Дело тут даже не только в санкциях — модель эта себя исчерпала уже лет 10-15 назад.

— Мы в прошлый раз спрашивали вас о том, чему пандемия научила власти. А чему СВО теперь научило правительство?

— СВО нам дало понимание важности качественной системы образования, прежде всего — естественно-технического направления. Нам удалось поддержать высокотехнологичные отрасли и интерес молодежи к инженерным наукам. Важно, чтобы этот потенциал сохранялся и воспроизводился.

Мы также поняли ценность собственного производства. У нас некоторые отрасли, например, IT, были построены на основе импортодополнения: мы заимствуем технику и технологии, под них пишутся программы, потом начинают создаваться отдельные продукты. Но в итоге мы осознали, что нужно параллельно набор базовых своих решений иметь. Ту-204 или Ту-214 — это не самые экономичные самолеты в мире, но они есть, и они летают.

Во время СВО был адаптирован и масштабирован пандемийный опыт по развитию производственных цепочек и «расшивке» узких мест в них. Мы сейчас работаем с авиаотраслью по той же схеме, по которой мы работали со средствами защиты во время пандемии. То есть по цепочке решаются возникающие задачи: мы задаем вопрос, чего нам не хватает для производства того или иного агрегата, узла, той или иной детали, разбиваем большую задачу на маленькие и постепенно устраняем проблему. Другая история связана с осознанием необходимости наличия сложных внешнеэкономических связей — их надо постоянно расширять.

Хорошо, что мы успели зайти на рынок Китая, теперь важно прийти параллельно на арабский и индийский рынки. Очень важно иметь диверсифицированные рынки по поставкам и сбыту: если у тебя монополия по импорту или экспорту, то рано или поздно ты будешь «платить» больше монополисту или давать дисконт покупателю.

— Выход на новые рынки требует развития инфраструктуры в восточных и южных регионах страны. Какие здесь могут возникнуть препятствия?

— Реализуя инфраструктурные проекты, мы должны заниматься не только, например, дорогами, но и развитием прилегающих территорий. А это частные инвестиции и привлечение бизнеса к государственным проектам.

Проблема в том, что если у тебя доходность проекта ниже ключевой ставки, точнее, ниже «ставки денежного рынка», которая следует за ключевой ставкой, то инвесторы просто не станут его реализовывать.

Суть в том, что к ключевой ставке подтягивается ставка по ОФЗ (Облигации федеральных займов — государственная ценная бумага, которая обеспечивает владельцу гарантированный доход — прим. URA.RU). И появляется вопрос — вложиться в ОФЗ, подождать и потом заниматься инвестициями или сейчас реализовывать инвестпроект с неизбежно присущими ему рисками и доходностью 3-5% или 10-15%, которая меньше доходности безрискового вложения средств.

Здесь история даже не про доступность кредитов, а про то, что даже при наличии денег зачем инвестировать, если проще сидеть в ценных бумагах. Это нехорошо. Мы можем получить в следующем году существенные торможения инвестиций.

— Можете привести пример, где строительство всего комплекса инфраструктуры было необходимо для развития региона?

— В Амурском газохимическом кластере, когда возникла проблема, что квалифицированные инженеры и рабочие не хотят ехать в свободный жилой фонд. Им оказалось необходимо помимо современного жилья было построить современные поликлиники и магазины, целый квартал. Если мы хотим, чтобы люди оставались, и тем более приезжали в «регионы освоения», то нужно строить жилье со всеми дополнениями: c магазинами, школами, поликлиниками, дорогами и интернетом.

— Вы упомянули тему строительства нового жилого фонда. А как нынешнее повышение ставки повлияет на этот рынок?

— Помимо высокой ключевой ставки мы можем наблюдать и все более осторожное отношение к льготам по ипотеке. Сейчас строители взяли кредиты под ипотечный спрос, в том числе под залог строек. Если спроса не будет, как они будут выходить из этой ситуации?

Это существенная история для устойчивости сектора и банков. Повышение ключевой ставки — это лекарство с очень сильными побочными действиями.

— Помимо ключевой ставки на экономическое благополучие граждан влияет стоимость перевозок товаров. А нее — цена бензина, которая резко выросла осенью…

— Этот скачок отчасти был связан отчасти с мировыми ценами на нефть и курсом рубля, отчасти с наложением этих обстоятельств на сезонный пик спроса и одновременным выведением на ремонт нескольких нефтеперерабатывающих заводов (НПЗ). Рынок топлива регионализирован и привязан к ним: из Сибири в Москву бензин не возят. Почему их ремонтировали в сезонный пик спроса на топливо? Вопрос отдельный, на который, кажется, невозможно получить ответ.

В определенный момент правительство очень сильно ограничило экспорт, оставив топливо внутри страны. Заодно прошел пик спроса на него со стороны населения и сельского хозяйства. Следующий пик не должен быть скорым, если он вообще будет.

В целом теперь стоит ждать перехода к медленному инфляционному росту цен на бензин.

— То есть снижения цен на бензин ждать не стоит?

— Некоторая коррекция идет прямо сейчас.

А вот устроить сильное падение цен наверное, можно, но крайне нежелательно — производители перестанут инвестировать, а значит, и модернизировать НПЗ. А это экологические стандарты в том числе: мы же не хотим вредные газы вдыхать.

Рост цен надо было погасить — и его погасили, но дальше должна быть цена, позволяющая нефтяникам модернизировать свое производство. Шок в одну сторону по потребителю бьет, а в другую сторону — по производителю.

— Курс валюты — еще одна важная тема для россиян. Какой будет курс в 2024- году, стоит ли ожидать каких-то шоков?

— Валютный шок мы прошли. Сработала продажа валютной выручки компаниями-экспортерами, также увеличился экспорт и торговый баланс стал более сбалансированным.

Укрепление рубля совершенно неестественно для конца года: в декабре торговые сети традиционно закупают импортные товары под предновогодний пик продаж, жители страны также уезжают на отдых в другие страны, вывозя с собой иностранную валюту. Но в итоге рубль после традиционного декабрьского ослабления в рамках сезонной нормы должен снова укрепиться в начале года.