«Не думал, что стану легендой». Олег Гаркуша на одной сцене объединит четыре поколения рок-музыки

«Акустический концерт с... Гаркушей» 11 марта соберет на сцене сразу несколько поколений уральского рока. «Чайф» символизирует восьмидесятые, «Смысловые Галлюцинации» — рубеж веков, «Сансара» и «Курара» — следующее поколение. И день сегодняшний — группа Abc и Павел Ежов. А сплотить все это музыкальное разнообразие предстоит Олегу Гаркуше — согласно «Википедии», «шоумену, автору текстов, исполнителю, поэту, актеру».

Гаркуша, напоминающий эльфа на пенсии, к собственной персоне относится иронично и самокритично: «А как еще называть человека, который непонятно что на сцене делает? Вроде и не поет, и не танцует...»

— Он тексты пишет...

— Ну и что? Шондыхается какой-то по сцене... а поет-то Федоров. Поэтому и выбрали когда-то это выражение — «шоумен». Как очень красиво сказал Марк Ребо, который с нами записывал диск «Девушки поют», «Сердце АукцЫона — это Федоров, а душа — Гаркуша».

— Концерт, ради которого вы приехали в Екатеринбург, помимо определения «акустический», носит еще одно — благотворительный...

— Да. Третий. Первый состоялся в Питере, в мае прошлого года, второй был в сентябре в Москве. В течение семи лет у меня шла переписка с властями. Наконец-то предоставили помещение для фонда — льготное (что очень хорошо) и... совершенно убитое. Его нужно ремонтировать. Естественно, возникает вопрос, где взять деньги. На первых порах они были мои — заработанные, с концертов и фильмов. А потом они закончились.

Так возникла идея концертов (назовем их благотворительными мероприятиями) в поддержку арт-центра «Гаркундель». И все без исключения музыканты, известные как правило (потому что на молодых музыкантов никто бы не пришел), согласились и выступают. И делают это безвозмездно.

Главная задача арт-центра — постараться создать атмосферу 80-х годов. Вернуть общение. Я считаю, что это — самое главное в нашей жизни.

Раньше были, образно говоря, местечковые клубы в тех или иных городах и группам (не всем, правда) давалась возможность выступить в том или ином месте. И это было счастье. Сейчас можно выступать хоть каждый день, но только тебя никто не позовет, если ты не приведешь какое-то количество народа. Поэтому фонд, президентом которого я являюсь, занимается тем, что дает возможность выступать.

Но, с другой стороны, практически все группы не приводят народ. Вообще не приводят, даже друзей у них маловато. И это мне непонятно: для чего они играют по большому счету? Нужно говорить о себе, заявлять. И не столько «лайками» по поводу себя любимых, а творчеством. Я в свое время бегал по «Сайгону» [неофициальное название кафе в Ленинграде при ресторане «Москва»] и орал на всю округу: «АукцЫон» — самая лучшая группа в мире!«

— Может быть, жизнь была иной и вы — другими? Кто из нынешних музыкантов может похвастать съемками у мэтров кинематографа? Работами, которые есть у вас или у Петра Мамонова? Разве что Олег Ягодин — ролями в «Коляда-Театре».

— Два раза я снимался у Алексея Германа. Гениальный, великий, талантливый режиссер, который очень долго снимает кино. Фильм «Хрустев, машину!» был моей третьей или четвертой работой. Я тогда только начинал. И для меня то, что репетиция секундного эпизода шла неделю, а потом неделю — съемка, было удивительно. И сначала, конечно, я жужжал о том, что вот так долго... Над «Трудно быть богом» тоже работали долго. Но если по молодости я грустил и переживал, что время уходит, то с возрастом понял: так и должно быть.

А были ли мы другими в те годы?.. В Питере был в свое время «Сайгон». Почему-то именно в этом месте собирались поэты, музыканты, художники, спекулянты, проститутки, рэкетиры, комсомольцы. Все. И это было место концентрации информации: человек, который сюда заходил, мог узнать, когда ближайший концерт, кто какую книгу написал, передать под столом самиздат. А больше нигде информации не было, разве что Сева Новгородцев и «Голос Америки», да изредка журнал «Ровесник». Все.

Информации не было, а жажда ее было громаднейшая. Зато сейчас информации много, а знаний нет. Почему это получилось? Не знаю. Могу только ответить вопросом на вопрос: почему мы, не имея никаких мобильников, лишь один телефон-автомат на три квартала, каким-то образом встречались и общались?

— Сейчас тоже общаются. Но даже если людей что-то когда-то объединяло, сейчас разговаривают в соцсетях, большей частью на повышенных тонах и обвиняя друг друга в идеологическом несоответствии.

— Я стараюсь на такие темы вообще не говорить. Не потому, что я боюсь. Просто если я скажу одно, то одни поймут так, а другие эдак. И я считаю, что у каждого человека есть свое мнение. Если он так сделал, значит, он так думает.

— Но вы же не всегда были далеки от политики и делали попытки встроиться в активную общественную жизнь, участвуя в концерте «Рок против террора» или возглавляя молодежно-общественный комитет по подготовке празднования 300-летия Санкт-Петербурга?

— То, что я делаю арт-центр, и есть на самом деле общественная работа. Мой фонд называется «Общественный благотворительный фонд развития молодежной культуры». Он официально зарегистрирован. Возле него стоит «галочка» у нашего городского отдела культуры. Я не хвастаюсь, а просто сообщаю информацию: я делаю то, что должны по большому счету делать они — люди, которые занимаются культурой.

Преимущественно все, что у нас есть (а это различные альтернативные творческие центры), или создается с помощью альтруистов, или находятся люди с деньгами, которые при этом делают бизнес: в Москве есть винзавод, в Питере «Эрарта» и «Этажи». Они коммерциализированы, но там достаточно хорошая культурная жизнь. И это некий шаг к тому, чтобы молодое поколение тоже «варилось» в культуре.

Но мы, к сожалению, не все можем. О чем говорить, если я только бумаги писал чиновникам около семи лет, обошел практически все инстанции? А ведь речь не о том, чтобы разливуху какую-то делать. Желания-то много: молодежь хочет играть на гитарах, сочинять песни, делать фотографии, писать картины, из глины лепить в конце концов. Но мы, к сожалению, не в том мире живем. Лучше построить стекляшку или очередной бизнес-центр, чем арт-центр или рок-клуб.

— Вы не думали о том, что после создания фонда имени себя, вас могут обвинить в тщеславии?

— Что значит тщеславие? Я довольствуюсь тем, что есть, и тем, что все так случилось в моей жизни. Не предполагал никогда, что я, извиняюсь, стану легендой. Но от этого не скроешься, понимаете? Я — легенда. Люди подходят: «Можно ли сфотографироваться с легендой? С раритетом? С антиквариатом?» Так сложилась жизнь. В этом году я уже тридцать лет на сцене, а в коллективе появился еще раньше. Это дорогого стоит. И это мне не то чтобы нравится, но я понимаю: это заслуженно. Хотя были в жизни разные моменты. И даже очень грустные. Та же алкоголизация, когда у моих ребят были мысли выгнать меня вообще. Могло такое быть? Могло. Но не случилось.

— Случилось так, что вы приехали в Екатеринбург. А раньше бывали в Свердловске. Похож нынешний город на тот, в котором появились Настя Полева, «Чайф», Пантыкин, «Наутилус», «Агата Кристи»?

— Сейчас я вижу симпатичный город: деревянный, покосившийся, но очень красивый резной домик — и стоящее рядом высотное здание. Благодаря контрасту это очень красиво. И деревянный домик мне больше нравится, естественно. А вот прежние времена я, к сожалению, сейчас не очень помню. И давно это было — 1987 год, представляете? Тогда было все очень совковое: один ларек и пиво в пакетах. Вот и все.