«Может быть, это детали небесного джипа?» В Екатеринбург прибыла тонна современного искусства из Красноярска. ФОТО

Уральский филиал ГЦСИ сегодня представит проект «Сломанный воздух» — работы современных художников, собранные Красноярским музейным центром. «Это дебют нашей коллекции вне стен Красноярска, — пояснила „URA.Ru“ куратор выставки Мария Ильбейкина. — Мы показываем в Екатеринбурге основные фонды — самое святое, что может быть в музее».

«Сломанный воздух» — четвертый проект Уральского филиала ГЦСИ из выставочного цикла, посвященного коллекциям современного искусства. До этого были «Принцип удовольствия» — частная коллекция Надежды и Андрея Агишевых, «Возраст вне поля зрения», представленный ГЦСИ, и Materia Prima из музея современного искусства PERMM.

В здании уральского филиала ГЦСИ выставка «Сломанный воздух» выглядит не так, как задумывалась изначально. В Красноярске она состояла из трех последовательно расположенных блоков. В Екатеринбурге экспонаты распределили по нескольким комнатам, дав зрителю возможность самостоятельно улавливать связи между объектами. Кроме того, спустя год после красноярской экспозиции «Сломанный воздух» дополнил работы Алексея Германа-младшего — фотографии, сделанные во время работы над фильмом «Бумажный солдат».

Часть объектов не доехала до Екатеринбурга. «Они очень большие, поэтому транспортировать их неудобно и дорого», — пояснила Мария Ильбейкина. В Екатеринбург современное искусство прибыло в шести огромных ящиках общим весом около тонны.

«Сломанный воздух» — поэтическое название, в котором заложен некий парадокс: как может сломаться то, что не обладает дискретностью? «Мы подумали, что воздух как некая сфера, среда, аура — это что-то очень хрупкое, ломкое», — объясняет Мария Ильбейкина. Как оказалось, в Красноярске родилась и развивается идея «людей воздуха». Это те, кого сегодня называют креативным классом, кто производит не материальное, а духовное. Выставка «Сломанный воздух» рассматривает таких людей, являющихся перфекционистами-идеалистами. Но чаще всего мир рушит наши идеалы. Как с этим быть? Как согласовать действительность с идеалом и решить, что делать с противоречием между ними? Работы сибирских (и не только) художников дают ответы на некоторые из этих вопросов.

Здесь можно увидеть воздушные замки, которые рождались в эпоху СССР. Воспаряющий человек Алексея Беляева-Гинтовта в проекте «Красная Москва», бумажная архитектура зданий, существующих только на бумаге, которым не было суждено воплотиться в реальности, — это история воздуха, который, окружая человека, позволяет определить себя. И совсем другая история — проект группы «Синий суп»: о состоянии человека, который находится между небом и землей. На видео — ощущения от нахождения в самолете, который, возможно, терпит крушение.

«Воздух — это не только то, что имеет отношение к нашей планете, но и связующее всего во вселенной», — представляет третий тематический блок выставки ее куратор. Поэтому в залах представлены объекты, посвященные Тунгусскому метеориту. Это и работа 2007 года Ольги Флоренской, посвященная тому, как отреагировали на упавшее небесное тело очевидцы. «Челябинцам будет интересно», — уточняет Мария Ильбейкина. И огромная «астра»: глядя на масштабную конструкцию, легко представить, что минуту назад произошел взрыв и сибирская тайга разлетелась, создав эффект вспышки, звезды.

Взаимодействие Красноярска с современным искусством отличается от аналогичных процессов в Екатеринбурге. Об отличиях двух городов и их подходах к исследованию пространств Мария Ильбейкина рассказала "URA.Ru«.Есть работы, которые рассказывают про феномен контакта людей и инопланетных сущностей. Дамир Муратов представляет виниловые пластинки с яркими вкраплениями неземных элементов со звуковым сопровождением. «Часто, копая огороды, мы встречаем в земле загадочные металлические объекты. А кто знает, может быть, это детали небесного джипа? — объясняет художник. — И мы топчем этот высокий пафос».

— Из того, что я успела увидеть в Екатеринбурге, мне понравились набережная Исети и район улицы Гоголя, где сохранилась прекрасная старинная архитектура. Радует, что в городе сохраняется историческая часть. Не совсем в идеальном состоянии, но это проблема любого мегаполиса. А если говорить об отношении к искусству, то у вас это история про индастриал. А сибирские художники — они другие, ближе к земле, тайге и бескрайней линии горизонта. У нас просторы необозримы, поэтому художники чаще обращаются к памяти пространства.

— Красноярск опережает Екатеринбург и по числу проведенных биеннале...

— У нас биеннале — старейшая в России: первая состоялась в 1993 году. Начав с приглашения музеев, мы «застолбили» эту нишу. И если сначала это понималось буквально (музеи как участники биеннале), то сейчас мы работаем с концептом музеев. А это память. Значит, включается и городское пространство, в частности, деревянная архитектура, городские мифы, легенды, знаковые места. Наша генеральная линия — работа с памятью, «вытаскивание» наружу говорящих мест и попытка придания им нового символического значения.

Самый яркий пример из прошлой биеннале — художник из Германии и Японии Тацу Ниши. Обычно он работает с монументами, вокруг которых строит комнату, чтобы любой мог прийти в гости к памятнику, то есть высоких товарищей с постаментов он выводит на одну горизонталь с нами. А в Красноярске он работал совсем по-другому. В центре города деревянный дом, находящийся в аварийном состоянии, но являющийся памятником архитектуры, он «обнял» на манер «белой галереи» и историческую «хтонь» (землю) посвятил в идеальное светящееся пространство.

— Какие условия необходимы для взаимодействия города и современного искусства к обоюдному их удовольствию?

— Наверное, потребность в этом с обеих сторон. Если посмотреть на биеннале — у вас, и у нас они стали исследованием пространства. И это сегодняшний тренд работы с урбанистикой. С ней можно работать по-крупному — с кварталами, транспортными развязками. А можно по принципу микроурбанистики, где упор делается не на крупные и масштабные вещи, а на локальные интервенции. Если есть люди, которым это нужно, которые чувствуют тенденцию момента, и сам город дает «добро» на это — все получается.