Как стать крутым адвокатом

Он принимал участие в самых громких судебных делах, за которыми следил Екатеринбург. Спас от тюрьмы «очкарика» Влада Рябухина, который одним ударом вырубил человека в полтора раза тяжелее себя, защитил казаков из Цыганского поселка и добился оправдательного приговора для наркополицейского Александра Зубовича. Знаменитый екатеринбургский юрист Сергей Колосовский на примере реальных дел дает советы, как стать крутым адвокатом.

Я работал в уголовном розыске. Захватил конец социализма, когда было все спокойно. Захватил перестройку, когда все стреляло и взрывалось. И тот вал преступности, который был до середины девяностых. Тогда как раз появилась новая волна милиционеров и бандитов — выходцев из спорта. У меня в отделе тоже были кандидаты в мастера спорта. Когда все более или менее успокоилось, милицию начали загонять в другое русло, на обслуживание заказов коммерческих организаций. Такие бесконтрольные и отмороженные как мы стали не нужны. Которые добивались результатов любыми способами, не взирая на персоналии. Стали нужны люди управляемые. На меня возбуждали полтора десятка уголовных дел. Мы по большей части оправдались, в какой-то мере там остались хвосты и пришлось уволиться по собственному желанию.

Тогда я научился защищаться. Переход в адвокатуру был для меня достаточно естественным. Я пять лет защищал самого себя. Другое дело, что я не смог бы защищать того, кого сам сажал. Мне повезло — я ушел в контору к своему товарищу, который занимался экономикой, сопровождением бизнес-процессов. Я стал заниматься тем, с чем во время работы в уголовном розыске не пересекался. Условно говоря, преступления в сфере экономики.

Мне очень сильно помогают навыки, полученные во время работы в уголовном розыске. Сейчас формируется определенный тренд. Адвокатура меняется. 100 лет назад, 50 лет назад, даже 20 лет назад были великие адвокаты. Сейчас с развитием технологий, усилением социальной интеграции время одиночек закончилось. Сейчас приходит время команд. Мы одними из первых освоили эту форму работы. Те навыки руководства коллективом в экстремальной ситуации, которые я получил в милиции, помогают здесь.

Еще в отличие от многих адвокатов мы работаем с собиранием доказательств. Мы не стесняемся найти людей, поговорить. Самый простой пример, который мне приходит в голову, это бойня на Депутатской. Что сделали бы адвокаты, работающие в традиционной парадигме? В лучшем случае более или менее качественно доказывали бы следователю, что их доверители действовали в рамках необходимой обороны. Безусловно, это мы тоже сделали. Но при этом у нас было активное взаимодействие со СМИ, у нас было планирование кто, когда, куда идет. Нужно было доказать, что мы были потерпевшими, что именно на нас напали, что мы пострадали.

Мы подробно поговорили с людьми, выяснили пути отхода. Как они оттуда убегали после этого боя, выяснили, что они пробили колесо и заезжали на шиномонтажку. Мы адвокаты сами выехали на эту шиномонтажку, взяли съемки с камер видеонаблюдения. Просмотрев эти камеры и убедившись, что на этих видео действительно зафиксированы ранения у наших доверителей, мы сообщили следствию, где эти доказательства можно получить. В каждом практически деле мы работаем в этой же логике. Мы находим новых свидетелей.

Например, одно из моих самых любимых дел — это дело наркополицейского Александра Зубовича. Он участвовал в совместном рейде с Госнаркоконтролем. Сотрудники наркоконтроля очень сильно ударили человека и порвали ему печень. Пострадавшего заставили дать показания что его ударил сотрудник ГУВД. Два раза его сажали на 7 лет, мы оба раза отменяли это в кассации и на третий раз его оправдали. Мы реконструировал ситуацию, собрали огромное количество документов, привели новых свидетелей и практически опрокинули документами логику обвинения.

Сначала мы нашли в административном материале очень плохую копию рапорта оперуполномоченного наркоконтроля, о том, что это они применили физическую силу, а не мы. Мы нашли в материалах служебной проверки наркоконтроля первоначальное объяснение сожительницы потерпевшего, что его ударили спецназовцы, а не наш полицейский. Мы нашли того самого сотрудника, который брал у нее объяснения. После того, как Госнаркоконтроль расформировали, и они освободили здание, мы нашли в этом здании оригиналы этого рапорта и еще нескольких рапортов о том, что силу применил именно Госнаркоконтроль. Еще у нас была видеозапись, которую никто не хотел видеть. Мы сделали расшифровку этой видеозаписи. Нужно было сопоставить определенные фрагменты записи. Я попросил сына, который у меня компьютерщик, он мне их сопоставил, увеличил, нарисовал схему, как это все происходило, по видео смог сделать 3D модель произошедшего. Затем мы добились экспертизы. Она показала, что мы правы, в результате чего человека оправдали.

Что нужно, чтобы стать хорошим адвокатом? Во-первых, нужно учить русский язык.

Адвокат должен безупречно им владеть. Хотя бы потому, что все делопроизводство ведется на русском языке. И вот эта шуточка «казнить нельзя помиловать -где ставить запятую» на сегодняшний день это совсем не шуточка, а наши современные реалии. Каждое слово, каждая запятая имеет значение. У нас проблема в том, что приходят выпускники ВУЗов и не понимают русского языка. Они не читают книг, не знакомы ни с классикой, ни с современной литературой. А раз они не начитанные, у них нет автоматической интуитивной грамотности. Соответственно они не видят смысловых оттенков ни в текстах законов, ни в текстах процессуальных документов. То есть они фактически не понимают тех нюансов законодательства, которые можно использовать в данной ситуации.

Во-вторых, нужно учиться выстраивать алгоритмы своих действий. У нас, к сожалению, сейчас многие выпускники приходят на работу с менталитетом офисного планктона. Они готовы выполнять задания за хорошую зарплату. Им все равно какая конечная цель. Если говорить с моральной точки зрения, им все равно, кого мы защищаем. Если говорить с тактической точки зрения, то они не видят конечную цель наших маневров. Они видят себя некими винтиками, которые выполняют определенное задание. Они не понимают, что мы делаем.

Знание юриспруденции — только на третьем месте. Потому что в этой парадигме право — это только инструмент.